Искупление

Дмитрий подошел к оконцу, заслонив его широкой - в отца - спиной, и надолго приник к слюдяной соте. Там, внизу, за Москвой-рекой, за Великим лугом, был уже виден монастырь Иоанна-под-Бором и совсем близко, правее Рязанской дороги, темнело избами село Ка-дашево. Левее, за великим изгибом реки, завиднелся монастырь Андроньев, чуть ниже, к ордынской стороне, проступил на краю зари Рождественский... Между ними темнели слободы и небольшие села - ласточкины гнезда Примосковья. Смотреть в эту сторону было сейчас отрадно и удивительно: с ордынской стороны целы посады, села и слободы, а вот с полуношной мало что ныне уцелело - всю зиму чернели пепелища после нашествия Ольгерда. Этот огонь, пришедший с литовской земли, смел села Сущево, Напрудское, Кудрино, что на реке Пресне, Михайловское на Яузе... Подобно Батыю, выжег Ольгерд Занеглименье - нежданно напал, подгадал, когда войско московского князя было далече, под началом брата, Владимира Серпуховского, - выжег все в ту роковую неделю и утек восвояси. Не решился ворог брать Кремль: не по копью пришлись новые белокамкг-ные стены, да и войско Серпуховского вот-вот могло прищемить ему хвост, так и утек, нечестивец, упившись кровью христианской. И откуда нагрянула беда? С немецкой стороны! Разве ждешь...

Но Дмитрий понимал, что не просто себя потешить да коней размять нагрянул Ольгерд. Он пришел на Русь, дабы смести престол московского великого князя - возвеличилась и грозна стала Москва - и утвердить на старинном престоле Владимирском, главном престоле русских князей, зятя своего, тверского князя Михаила, а заодно и прихватить порубежные северные земли русские. Вот она, привада-то волчья! Вот зачем восемь дней и ночей горели посады, Занеглименье, села, слободы... И чего ему, Ольгерду, не сидится? У самого житье не сахарное: то с западной стороны грозят-то восходная сторона нет-нет да и помянет ему старые грехи. Вот и бьется Ольгерд между коварным немецким орденом и заносистым Псковом. Не раз и не два псковская поволыцина бросала соху и громила замки немецкие и литовские - кто попадет под. горячую псковскую руку... Вот и хотелось неуемному Ольгерду, поседевшему в боях,- разом, поставить всех на место. Для того вошел он в- тайный сговор с Тверью и с Орден, но не так-то просто ныне сокрушить Москву.

И все же горько, было оттого, что вольны покуда недобрые соседи войти в его землю и чинить в ней погром. Горько!

Вчерашний день ездил Дмитрий с малою дружиною. пасынков по сожженным местам, и тесно было в груди, нехорошо... Доколе же, думалось, будет литься кровь на землю эту? И все стояли в глазах те дни, когда выла Москва по убитым, по угнанным во полон, когда сносили во скудельницы [Скудельница сиротская (братская) могила] на платах да плащах-мятлях тела христианские. Жили в родстве, умерли безродными: кого вместе с семьей побили, кого во полон увели, вот и хоронили в скудельницах за малую плату и без гробов от митрополита и от князя - так-то на Руси повелось... Но обиднее всего было Дмитрию, что и тут не обошлось без черной помощи тех же христиан: смоленский князь Святослав - то ли от трусости, то ли добычу почуя - пришел вместе с Ольгердом, своих бил - вот она, погибель-то Руен!