Искупление

Это было некстати – хуже, чем некстати. Меньше всего на свете Кати желала встречи с главой краснорясых. Ее секундная растерянность чуть не стала роковой: клинки взлетели быстрыми змеями, вскрикнула Тагрия, и Кати быстро пошла за Атуаном к широкой лестнице главного входа. Просторные залы, древние ступени, яркие фрески – даже будь у Кати время их рассмотреть, цепи на руках отравили бы ее интерес. В широком холле третьего этажа Атуан сказал:

– Ждите, – и скрылся за украшенными затейливой резьбой двухстворчатыми дверями.

Клинки снова придвинулись.

– Это неправильно, – прошептала Тагрия. – Почему жрец? Что теперь будет, Кати?

– Не знаю, – откликнулась Кати, по-настоящему растерянная. – Не знаю…

Снова раскрылись двери – Атуан почтительно растворил их перед лицом высохшего старика в алой сутане. Жрецы вытянулись, как по команде. Оружия, впрочем, не опустили.

Желтоватая, как старый пергамент, кожа туго обтягивала скулы Верховного жреца и провисала складками у тонких губ. Редкие белые волосы едва прикрывали обрисовавшийся череп. Но глаза на его лице были живыми, прозрачными от старости и потому еще более пронзительными. Разум и чувства его были защищены не хуже, чем у Сильного мага. Кати пробрала дрожь. Под взглядом этого старика, окруженная сталью клинков, со скованными руками, она обнаружила, что не знает, с чего начать.

Быстрое движение у входа разорвало тягостную тишину. Жрецы расступились, в помещении разом стало тесно. Незнакомец в облаке растрепанных золотых кудрей, со множеством золотых нитей в плаще, под которым Кати с изумлением различила блеск драконьей кожи, ворвался, заполнив собой все пространство холла. За ним тенью следовал другой – и незнакомцем он не был.

– Кати! – ахнул этот другой.

– Да, – ответила Кати.

И почти все ему простила за безмолвный крик: «Кати, Кати, ты жива, мы не убили тебя, Кати!»

«Всего лишь по случайности», – ответила она мысленно.

Он не прятал боли, как не прятал радости. Его чувства были такими же яркими, как всегда. Но вопрос прозвучал сдержанно, и голос был голосом вражеского предводителя:

– Что ты здесь делаешь?

– Возвращаю твою пропажу, – ответила Кати на языке дикарей. – И знакомлюсь с гостеприимством, которое оказывают здесь твоим друзьям.

– Снимите цепи, – сказал император.

Кати обернулась на голос – не могла не обернуться. Цепи исчезли, через мгновение исчезли и клинки. За спиной робко шевельнулась Тагрия, заметил ее наконец Карий. Подробности их встречи ускользнули от Кати. Алые сутаны, разноцветные одеяния набившихся откуда-то людей, их множественные чувства… смутные тени на грани сознания.

Здравствуй, император дикарей. Вот ты, оказывается, какой.

– Добро пожаловать в мой дом, Сильная Кати, – он говорил негромко: вряд ли кто-то посмел бы его не услышать. – Война сделала нас врагами, но мне известно, кому Империя обязана жизнью своего принца. Мои подданные и я сам в неоплатном долгу перед вами. Сейчас и всегда вы будете желанной гостьей в этом доме, и никто не причинит вам вреда. Тому порукой мое императорское слово.

– Благодарю, император, – голос не подвел Сильную Кати, неважно, каких усилий стоил ей ровный тон. – Я пришла с миром. Я хочу предупредить об опасности. И предложить помощь, если вы ее примете.

В тишине беспорядочные чувства дикарей были, как слитный гомон. Он бил по сознанию, но Кати не решалась притупить восприимчивость. Не решалась и отвести глаз. Император дикарей, чью дружбу Карий предпочел Силе, бессмертию – и ей самой, стоял перед ней воплощением исполнившихся видений.

Он был высок для дикаря, хоть и ниже большинства магов – ниже Кария на полголовы. И конечно, ни один маг не имел таких широких плеч, различимых даже сквозь одежду мышц, сильных рук с большими ладонями. Его волосы и борода золотились, почти соперничая с окраской золотого грифона. Холодная голубизна взора напоминала озеро Долины и была по-своему не менее опасна.

– О чем ты говоришь? – спросил, подойдя, Карий, и Кати с облегчением перевела на него взгляд.

– Не здесь, Кар, – тихо сказал император.

– Хорошо. Дай мне час.

– Да.

Они были похожи, как бывают похожи день и ночь, смерть и жизнь. Сильнейший Амон жестоко просчитался, надеясь разлучить этих двоих.

– Мы встретимся через час в моем кабинете. Ваша святость, Атуан, – взгляд императора нашел жреца, того самого, что привез Кати, – Кар. И Сильная Кати. Позвольте мне принести извинения за недобрый прием, Сильная, и выразить надежду, что наше гостеприимство больше не разочарует вас. И… Кар?

– Да. Ваше величество, – сказал Карий и подвел ближе пунцовую от смущения Тагрию, – позвольте представить вам госпожу Тагрию, баронессу Дилосскую.

Она вежливо присела – или просто пошатнулась так, что едва устояла на ногах. От ее дерзкой смелости не осталось и следа. Но император, улыбавшийся ей, сейчас не казался опасным.