Искупление

– Тебе надо переодеться, – заявила Тагрия. – Ты не пойдешь туда в этом!

– Почему? Какая разница, в чем?

Драконья кожа одинаково хороша для Совета, праздника и боя. Почему бы ей не сгодиться для дикарского тожества?

– Потому что нельзя! – привела Тагрия самый неоспоримый из аргументов. – Это же императорский прием! А на тебя и так все смотрят! Хочешь быть, как бельмо в глазу?

– Боюсь, я в любом случае останусь бельмом, как меня ни наряди. Оставь это, девочка. Не время праздновать и наряжаться.

– А кто тебе сказал, что потом оно будет, это время? – с необычной горечью спросила дикарка.

Кати вновь подивилась непонятному ее сходству с Зитой и… согласилась. В конце концов, потом времени действительно не будет.

– Хорошо, ты права. Сдаюсь. Что теперь?

– Теперь, – Тагрия заметалась у дверей в отведенные Кати покои. – Вообще, об этом надо было раньше думать. Наряды не готовят в тот же день! Но я думаю… Я знаю, что делать!

Она выбежала, со стуком захлопнув двери. Кати уже совсем было погрузилась в тихое ожидание, которому предавалась теперь все свободное время, когда Тагрия вернулась. Кроме двух девушек-прислужниц – оправившись от первого испуга, они оказались веселыми и смышлеными, Кати легко принимала теперь их помощь, – в комнаты набилось не меньше десятка горящих энтузиазмом женщин. Кати окружили, завертели, разглядывая без малейшей застенчивости. Страх и ненависть позабылись. Все говорили одновременно, перебивали, спорили, увлекаясь все больше и больше, а в двери уже входили новые слуги с охапками разноцветных одеяний и узорчатыми шкатулками, и заглядывали новые дамы, и звучали новые советы.

Сильной Кати, по праву входившей в число величайших магов мира, оставалось лишь терпеть и подчиняться. Она разворачивалась к свету, замирала с поднятыми руками, наклонялась, когда ей велели наклониться и прохаживалась туда-сюда – если говорили пройтись. Она выдержала, когда ее талию стянули так, что пресеклось дыхание, и не сбежала, прокляв сумасшедших дикарей, когда то же самое повторили еще несколько раз. Когда шум внезапно стих и все расступились, оставив ее перед высоким зеркалом в узорной раме, Кати не сразу поняла, что именно видит в нем.

Дикарка с ее лицом парила в мягких волнах темно-алого, чуть темнее крови, цвета. Ее обнаженные плечи выглядели почти черными на фоне ткани, остроконечный вырез глубоко открывал грудь, странно высокую над угрожающе тонкой талией. Рубины в ажурном плетении серебряных нитей охватывали шею, на запястьях поблескивали такие же браслеты. От широкого, расшитого серебром пояса ниспадали бесконечные волны юбки, доходящей до полу спереди и тянущейся наподобие хвоста сзади. Короткие черные волосы скрыла тонкая сетка, украшенная все теми же рубинами.

– Я же говорила, нужен красный! – выдохнула за спиной Тагрия.

– Красный с серебром, – ответил ей чей-то восхищенный голос. – Это ее цвета…

– Тебе нравится? Кати? – спросила Тагрия.

Кати бросила незнакомке в зеркале еще один недоверчивый взгляд и развернулась к зрителям. Длинная юбка прошуршала по полу. Нечасто Сильной Кати приходилось терять дар речи.

– Значит, нравится, – заключила Тагрия.

– Дорогие дамы, – проворковала стоявшая подле нее молодая женщина. – Стыдитесь, вы совсем не жалеете его величество!

– И правда, – хихикнула другая.

Смех подхватили. Осторожный привкус ревности в их мыслях и смутные картинки воспоминаний приоткрыли для Кати еще одну тайну: златокудрый император был, оказывается, весьма любвеобилен. Почти каждая в комнате хоть раз испытала на себе его страсть, и ни одной, несмотря на все старания, не удалось удержать его надолго. Общее замешательство разогнала старшая из женщин.

– Да хватит вам, – сказала она, – все знают, чем это кончается. Вы прекрасно выглядите, госпожа Кати, так что некоторые даже испугались за своих кавалеров. Но я уверена, они это переживут.

– Я тоже на это надеюсь, – неловко сказала Кати. – Благодарю вас всех. Меня не интересуют кавалеры, завтра я ухожу на войну, и…

– А правда ли, госпожа Кати, что у вас дамы сражаются наравне с мужчинами?

– Вы действительно предвидите будущее, госпожа Кати?

– Мы победим?

– Вы поможете нам своим колдовством, госпожа?

– Вы не покажете нам свое колдовство?

– Вы и сейчас можете нас заколдовать?

– Мы победим, ведь правда же?

Начавшись, вопросы потекли рекой, тревожные, любопытные, испуганные. Кати едва успевала отвечать. Когда, спохватившись, дамы отправились одеваться к вечеру, привычный уже запах неприязни и страха был почти незаметен.

Тагрия задержалась – убедиться, что Кати сможет ходить, не путаясь в юбках и не наступая на подол. Заставив ее дважды обойти комнаты, несколько раз сесть и подняться, Тагрия наконец удовлетворилась.

– Ты такая красивая, – сказала она уже не в первый раз. – Правда, такая красивая!

Кати невольно посмотрела в зеркало.

– Не завидуй мне, девочка. У тебя есть то, чего у меня никогда не будет.

– Что, Кати?

– Молодость, – незнакомка в зеркале печально скривила губы. – Поверь мне, это лучшее из достоинств.