По иным причинам в преуменьшении исторического образа саббатианства были заинтересованы сторонники Хаскалы и либеральные еврейские исследователи. Дело в том, что на Западе значительное большинство семей, подозревавшихся некогда в принадлежности к саббатианству, осталось в еврейском стане. Более того, некоторые из этих семей заметным образом проявили себя в последующую либеральную эпоху, особенно в Австрии. Представители этих семей не были раввинами, но в качестве сторонников Просвещения, получивших доступ в высшие сферы европейского общества, они не меньше раввинов тяготились саббатианским прошлым своих предков.
Для либерального европейского еврея сделалось оскорбительным любое упоминание о том, что его семья принадлежала когда-то к числу сторонников Саббатая Цви. Соответственно, в период своего господства в еврейском обществе в XIX веке указанные круги подавляли любую попытку объективно исследовать позднее саббатианство. При этом замалчивание соответствующего круга вопросов отражало не только личные опасения еврейских либералов за репутацию той или иной уважаемой семьи, но так же и их гражданскую позицию в целом. Эта позиция отводила создававшейся тогда науке о еврействе [3] четкую политическую роль в борьбе за эмансипацию. В целом же получилось так: то, что уничтожалось по доброй воле в первое постсаббатианское поколение, когда многие документы, живые свидетельства и т.п. еще сохранялись в относительном изобилии, стало совсем уже недоступным исследователям позднейшего времени, когда от саббатианства осталась только глухая легенда.
Таким образом, и охранители иудаизма, и еврейские либералы действовали в ключевой период формирования национальной памяти о саббатианстве более или менее одинаково. Но в этой коллизии была еще и третья сторона: те группы «верующих», которые не остались в стане Израиля, а ушли в ислам, как турецкие
Но кое-что все-таки уцелело, несмотря на всеобщую заинтересованность в сокрытии саббатианских следов и на действие способствовавших этому процессу случайных факторов. Сегодня мы имеем возможность проверить (и чаще всего – подтвердить) обвинения гонителей саббатианства в адрес «верующих», используя в данной связи сочинения, вышедшие из среды последних и чудом уцелевшие до нашего времени. Многое навсегда останется под покровом тайны, но в целом мы можем сегодня надеяться, что эта важная глава в истории иудаизма будет когда-нибудь написана полностью. И более того, через правильное изучение процессов, развивавшихся в саббатианском движении после вероотступничества Саббатая Цви, мы сможем по-новому взглянуть на еврейскую историю XVIII столетия, включая и ту ее часть, которая связана с зарождением Хаскалы в некоторых странах Европы.
В рамках этой своей работы я не намерен рассматривать внешнюю, событийную сторону истории саббатианства на протяжении ста пятидесяти лет, прошедших со времени вероотступничества Саббатая Цви в 1666 году до первых десятилетий XIX века. Равным образом, я не собираюсь касаться частных вопросов о том, был или не был саббатианцем тот или иной известный еврейский деятель. При этом я не считаю нужным скрывать свою убежденность в том, что сеть тайных групп саббатианского толка была значительно более плотной, чем признает в настоящее время большинство исследователей. В некоторых случаях даже те жалкие источники, которыми мы располагаем, позволяют доказать, что число раввинов-саббатианцев было в определенный период существенно большим, чем утверждал их главный противник р. Яаков Эмден [5], которого обвиняют обычно в преувеличении саббатианской опасности. Но в этой своей работе я занимаюсь не персональными частностями, а вопросами эволюции религиозной доктрины саббатианцев. Именно эти вопросы в наименьшей мере изучены нашей исторической школой.