– Не знаю, – вздохнул Габриель. – После ее выходок на конференции я был просто обязан принять какие-то меры.
Глава двадцатая
Почерк Полины Грушевой вполне отвечал характеру этой решительной и утонченной женщины. Черные строчки, выведенные перьевой авторучкой «Монблан», ровно ложились на дорогой конверт кремового цвета.
Его нового адреса она не знала и очень удивилась, когда обнаружила адрес в телефонной книге Кембриджа.
Глядя на слова и цифры, Полина удовлетворенно улыбалась. Затем она запечатала конверт и оделась, чтобы отнести письмо на почту.
Он очень удивится. В этом она не сомневалась.
Глава двадцать первая
Через несколько дней после конференции Джулия и Габриель распрощались с Кэтрин, Полом и Оксфордом. Последний разговор с Полом оставил у Джулии тягостное ощущение. Зная своего друга, она чувствовала: Пола что-то гложет. Она даже спросила, в чем дело. Пол объяснил, что озабочен состоянием своей диссертации, работу над которой он подзапустил.
На прощание Пол крепко обнял Джулию и не торопился выпускать ее из своих объятий. Джулия сказала, что они обязательно будут переписываться. Он лишь молча кивнул. Джулия приписала это ностальгии Пола по золотым дням их дружбы.
Не желая мешать разговору Джулии с Полом, Габриель отвлек внимание Кэтрин. Видя смятение, владевшее Полом, и его неуклюжие попытки шутить и смеяться, Габриель не ощущал никакого удовольствия.
Из Англии чета Эмерсон отправилась в Рим, где семнадцатого числа отметила день рождения Габриеля посещением ватиканских музеев. К великому огорчению супругов, ни о каком музейном сексе там не могло быть и речи.
Даже Габриель не решился бы на такое на территории Ватикана.
После Рима они несколько дней провели в Ассизи, где молились и ставили свечи у гробницы святого Франциска. Оба молчали о содержании своих молитв, но обоим и так было понятно, что они молились друг за друга, за благополучие их брака и за то, чтобы рано или поздно у них появился ребенок.
Джулия к своим молитвам добавила просьбы о ниспослании ей мудрости и силы. Габриель просил о доброте и мужестве. Оба молились за Рейчел и Эрона, прося Бога благословить их ребенком.
В конце июля супруги приехали в свой дом в умбрийской деревне близ Тоди. Вилла стояла рядом с фруктовым садом. Возле виллы был панорамный бассейн, вокруг которого росла лаванда. Воздух был напоен лавандовым ароматом. Джулии захотелось, чтобы и их постель пахла лавандой. Она сорвала несколько веточек и положила их под простыни.
Проснувшись на следующий день, она увидела, что в постели лежит одна. Это ее не удивило. Солнце уже стояло высоко в небе, а на подушке, хранившей запах одеколона «Арамис», лежала записка мужа.
Джулия улыбнулась. Просто записка, похожая на множество других, которые писал ей Габриель. Но в нижнем углу, словно в качестве живописного постскриптума, был маленький карандашный набросок: спящая Джулия, запечатленная в профиль, а под ним надпись: «Моя Беатриче».
Она и не подозревала, что Габриель умеет хорошо рисовать. Хотя, если учесть его разносторонние дарования, в этом не было ничего необычного. Набросок так понравился Джулии, что ей захотелось вставить его в рамку.
Улыбаясь, Джулия прошла босиком к шкафу с одеждой. Ей не хотелось одеваться, и она ограничилась рубашкой Габриеля, застегнув лишь несколько пуговиц. После этого она полезла в ящик комода за носками.
Снизу послышался голос Габриеля, звавший ее. Джулия весело сбежала по ступенькам.
– Привет, дорогая, – сказал он, целуя жену в лоб и ставя на стол пакеты с продуктами. – Ты замечательно выглядишь.
Освободив руки, Габриель погладил ее по одной щеке, затем по другой, а потом заключил в крепкие объятия.
– Хорошо спала? – спросил он.
– Отлично. Давно не спала так крепко. Я уже молчу про Ассизи с их спартанскими кроватями. – Она поцеловала кадык мужа. Габриель чуть поежился, словно от щекотки. – Спасибо за рисунок.
– Не стоит благодарности.
– Я не знала, что ты умеешь рисовать.
– Дорогая, если бы я мог, я бы написал тебя красками. И не кистью, а пальцами.
– Не дразните меня, профессор. Всякий раз, стоит мне подумать о красках, я вспоминаю нашу «живопись» на полу в Селинсгроуве. У меня внутри все вспыхивает. – Джулия шутливо надула губы.
– Обещаю, что я подумаю об этом. Потом. – Габриель разжал руки и озорно улыбнулся. – Мне нравятся твои носочки.
Джулия глянула вниз и скрестила ноги:
– Носки с ромбическим узором – это ужасно сексуально.
– Согласен. Приятель говорил мне, что ромбические носки созданы для соблазнения.