Искупление грехов (СИ)

— Я сам решу, где мне быть, а где — нет. Здесь — я решу это сам! — в голосе ни капли сомнений. — Эти земли будут зачищены!

— Но мы!.. Не надо! — старик сжимается в комок, когда я снова заношу ногу. — Мы не виноваты!..

— Кто ты, старик?

— Я… я….

— Тебя нет, старик! Ты — ничто! Ты был никем и ничем, старик?

— Я — Ма…

Движение ноги, и он снова затыкается.

— А я был! Полтора года мне рассказывали, что я никто и ничто, старик! И потом снова твои же братья аори доказывали мне, что я пустое место, — продолжаю я. — И теперь ты лишён имени. Потому что у ничего — не может быть имени, старик. Так мне говорили в школе нерождённых твои собратья. Но изменённый — раб алхимиков, это тоже никто и ничто. И говорить вы будете тогда, когда я вам разрешу. Проваливайте все отсюда!

Люди переглядываются, в глазах непонимание и страх. Страх — как много страха…

«ХВАТИТ! ЭТО МОИ ЛЮДИ!».

Мясной великан поднялся во весь свой огромный рост — шагов шесть в высоту — и пошёл ко мне.

«ЭТО ТЫ ПРОВАЛИВАЙ!».

— Как перемещаться между вашими мирами, стейк?

«НИКАК, ЧЕРВЯК! ТЕБЕ НИКАК!».

— Тогда готовься к разделке!

Прыжок вперёд, укол и отскок. Быстро, с другим взглядом, угадывая каждое мясное движение.

— Как перемещаться между вашими мирами? — я повторил вопрос и снова поднял копьё.

И великан неуверенно отступил, продолжая молчать. Хоровод искр закрутился вокруг его руки, а я — отправил в его сторону всего одну каплю крови, сплетая часть своей жизни в огненный узор. Пламя и обиженный рёв в голове. Тварь упала на колено, дымящееся и обуглившееся.

— Как? Перемещаться? Между? Вашими? Мирами?

«ЗЕРНО! ЗЕРНО МУДРОСТИ! ТОЛЬКО НАША МУДРОСТЬ ДАЁТ ЭТУ ВОЗМОЖНОСТЬ!».

— Где? Оно?

«ВНУТРИ! ТЫ ЧТО, СОВСЕМ ДУРНОЙ?».

Очередная капля крови отправилась в полёт, сжигая мясную руку. С утробным чавканьем рука отделилась от тела. Я перехватил копьё двумя руками, шагнул вперёд и нанес рубящий удар по второй руке у плеча и отступил, уходя от ответного удара. Сместившись, снова прыгнул, с хрустом отрезав вторую руку окончательно.

«Я ЖЕ ОТВЕТИЛ!» — голос обижен и полон боли. Алхимик ворочался, пытаясь встать. На месте рук мясо зашевелилось: уже было видно, как начинают расти новые конечности. Только обугленное колено не могло восстановиться.

— Я понял тебя, — спокойно ответил я. — Мне просто нужно твоё зерно!

«НЕТ! НЕТ! НЕ МЕНЯ! Я ПОМОГУ!».

— Да вот ещё. Я же обещал, что разберусь с тобой, — прыжок, и лезвие входит в глаз на груди.

Тело задёргалось и развалилось, опадая гнилыми кусками мяса, в которых обнаружилась непонятная сухонькая тварь, похожая на чудищ Диких Земель и главного алхимика. Просто другая, просто заигравшаяся во вседозволенность — с чуждыми формами, чуждыми привычками. В ней нет и уже никогда не будет ничего человеческого.

Люди, так и оставшиеся со своим господином, скулили, боясь покинуть площадь. Но мне — плевать. Наклонившись над алхимиком, вскрываю череп и, превозмогая отвращение, нащупываю продолговатое уплотнение в середине мозга. Там, внутри три горошины, из которых я взял самую большую — чёрно-серую, грязную, матовую. Другую. Пищевод и желудок взорвались болью, когда я проглотил её. Я успел сделать пару шагов, когда боль скрутила меня, заставляя сдерживать рвотные позывы, вывернула дугой на земле, заставила зарычать и… отпустила. Я снова опустился рядом с трупом и достал новую горошину. Боль повторилась, но в этот раз была слабее, и быстрее закончилась. Ещё одна горошина — и всё прошло легко. Даже к этой мерзости, оказывается, можно привыкнуть.

Я с удивлением осмотрелся: под другим взглядом начал меняться и мир вокруг. Проявились новые искры — даже не искры, а сгустки, крупные и белесые, как личинки насекомых. Они сплетались в кружево узоров, опутывая людей и постройки. И не люди это уже — а такие же твари, как я только что прикончил. Бледные, жалкие и отвратительные. Потерявшие давно всё человеческое, предавшие всех вокруг и самих себя. Нет никаких молодых тел — есть сухие тела молодых стариков, трясущихся перед трусливым уродом, который ничего не мог мне сделать.

Здесь другая мудрость: она проста и понятна, в ней нет того бесконечного многообразия, как в настоящем мире — простые плетения, простые узлы, как будто грубые узелки на верёвке. И выход — простой и понятный выход — прямо в колодце, на котором сидела тварь. Один приказ, одна мысль — и я оказался там, где Пятнашка, Молчок и Хохо были привязаны к столбу, а тонкие побеги вились вокруг их ног, проникали в щели и наполнялись краснотой под пристальным взглядом уродливой твари. Такое чудище я видел в селении, где мы добывали красные стебли, когда он опоздал и не смог помешать нам установить поглотитель.