Искупление грехов (СИ)

Это был особняк — один из тех, где проживали обеспеченные жители города. Не жилая его часть — а подвал. Сквозь маленькое окошко я сумел разглядеть небольшой сад, красивую ограду, неширокую улицу, мощёную камнем, и даже каменный забор соседнего поместья. Я снова был в Линге — но не в том, который видел в других малых мирах. В этом Линге царили туманные предрассветные сумерки. Казалось, что город просто спит, но вот сейчас взойдёт солнце — и по улицам заснуют горожане, заскрипят колеса телег и зазвучат голоса живых. Но нет, не зазвучат. Утро здесь не сменит день, не придут им на смену вечер и ночь. И ещё я чётко осознал, что стоит мне покинуть особняк — как я тоже замру навсегда. Мой путь лежал не в город — в подвал. Всё глубже и глубже.

Я находился в небольшой комнате, заставленной ящиками и бочками. Дальняя часть помещения скрывалась в темноте — куда не доставал свет с улицы. Что-то внутри меня шевельнулось, требуя каплей своей крови осветить весь подвал, но я удержался — тратить кровь на такую мелочь мне не хотелось. Другим взглядом я отыскал обычные искры мудрости и засветил над головой огонёк. Не сразу — попытки с пятой. Но с каждым разом у меня получалось всё лучше.

Свет выхватил из темноты противоположную стену, арку в соседнее помещение и дверь. Первым делом проверил дверь — за ней обнаружилась лестница, ведущая наверх. Туда мне не надо.

Я двинулся вглубь подвала. Когда-то местные использовали этот подвал в самых разных целях — было тут и помещение для заключённых, и складские помещения, и спальни для прислуги, и дровяной склад, и огромная печь для обогрева всего особняка, и алхимическая лаборатория. Именно в лаборатории я и обнаружил спуск на нижние уровни. Винтовая лесенка привела меня к новому складу — здесь царил вечный холод. Вдоль стен лежали ледяные блоки с отметками мудрости, а на полках над ними хранились десятки знакомых мне контейнеров.

«Кажется, алхимик при жизни работал на местную знать», — догадался я. На другой стороне своеобразного ледника виднелась массивная дверь. Дверь эта отличалась от всего, что я видел в подвале. Толстая, сотканная изо льда и тумана — она была здесь лишней и чужеродной. Стоило мне подойти, как дверь сама приглашающе распахнулась. Из открывшегося прохода дохнуло гнилью и жаром. Оттуда, снизу, из темноты доносились стоны и плач. Я всем телом ощутил потоки страданий, заполнявших логово алхимика, и мне стало по-настоящему жутко. Захотелось развернуться, уйти, сбежать — и никогда больше не возвращаться в земли Линга. Но стоило мне представить, как я с остатками бойцов возвращаюсь в посёлок, как отправляюсь в Форт Ааори, с тоской глядя на земли Линга и вспоминая Пятнашку — как ноги сами сделали первый шаг.

Вниз и только вниз — по каменной лестнице, вырубленной в скале. В жар и страдания. Без сомнений, без колебаний — только вперёд. Внутри меня одобрительно заворчал Катуавр. Этот подонок всегда делал именно так. По ступеням я спустился в длинный и широкий коридор. Свет моего огонька выхватывал из тьмы стены справа и слева, но не доставал до противоположного конца. На стене слева я увидел прикованного мужчину. Он стоял, глядя в пустоту — под глазами тёмные круги, белки красные, веки опухли. Прямо перед ним располагалась подставка с острыми шипами. Поставлено всё было так, что стоило мужчине начать оседать, как коленями он напарывался на шипы. И судя по ранам и крови на шипах — такое уже происходило не раз.

Через несколько шагов обнаружился старик, также прикованный к стене. Он без сил висел на своих оковах, а сверху на него срывались с потолка капли. При падении каждой из капель на голову он начинал стонать. В тёмном коридоре пленники висели каждые двадцать шагов. И у каждого из них была своя пытка и своя боль. А я шёл всё быстрее и быстрее, стараясь не обращать внимание на стоны и плач, на слёзы и страх, на тихие мольбы о пощаде, на громкие крики о помощи. Коридор всё не кончался и не кончался. Казалось, он так и будет тянуться вечно, но впереди появились отсветы багрового пламени на стене — и вскоре я оказался у поворота. Коридор поворачивал в обратном направлении и заканчивался аркой в новый зал.

Я застыл на пороге этого огромного зала, оглушённый тем, что открылось передо мной. От входа в зал вела вниз длинная лестница. Она заканчивалась где-то в центре помещения, а вокруг неё сотни мужчин и женщин подвергались пыткам. Диковинные механизмы и устройства — и самые извращённые способы доставлять боль. Зал стонал, кричал, молил. А я спускался вниз, стараясь не смотреть по сторонам. Я не понимал, как эти люди оставались живы, истекая кровью, с проткнутыми телами, с повреждёнными неоднократно конечностями, обезображенной кожей. Большинство из них просто не видели меня, но те, кто видел — начинал кричать, молить, просить выпустить их. А я понимал, что стоит мне хотя бы попытаться сойти с прохода, что вёл меня к противоположной стене зала — как о моём присутствии немедленно узнают все изменённые алхимики в Линге.