Искупление грехов (СИ)

Перескакивая по доскам через грязь улиц, мы добрались до квартала особняков, где находилась резиденция графа. Крыльцо резиденции выходило на площадь, где обычно шла бойкая торговля — но в этот раз там ровными рядами двигались пехотинцы-ветераны, ревели тянущие обоз кавали, раздавались приказы и выкрики. Площадь и задумывалась как плац для гарнизона, поэтому торговля переместилась на широкий проспект к будущим воротам в сторону порта. Резиденция наместника представляла собой двухэтажный особняк с отдельным крыльцом и черепичной крышей, сложенный из желтоватого кирпича. Как я узнал от Воргота, такой кирпич был дешевле, да и изготовить его было проще, чем красный — поэтому использовался он зажиточными людьми «на первое время».

Добрались мы, почти не запачкавшись, и немедля поднялись на крыльцо, где в карауле стояли четверо ветеранов-пехотинцев в золотистых доспехах — что-то вроде личной охраны графа. Наш проводник вскинул левую руку ладонью к охранникам и доложил, кто такой и кого привёл. Начальник караула ответил таким же приветствием, поблагодарил и отпустил в казармы — а нам велел следовать за собой. Далеко идти не пришлось. Внутри особняка находился большой холл, из которого несколько дверей вели в другие комнаты. На другой стороне была лестница на второй этаж, а большая арка посреди правой стены открывала вход в гостиную, где и сидел граф. И занимался граф вполне понятным делом — он ел.

В гостиной также находились все трое сотников гарнизона и Соксон. Все они сидели за длинным столом спиной ко входу. Помимо еды, на столе были разложены различные документы. Мы с Пятнашкой скромно пристроились у стены, а наш провожатый внутри дома подошёл к графу и, склонившись, что-то зашептал ему на ухо. Граф обернулся и махнул нам рукой подойти. Сам он развернул стул, чтобы оказаться к нам лицом, а подчинённые повторили за ним.

— Высокородный, сотник Шрам и заместитель сотника Пятнашка прибыли по вашему приказу, — я учтиво, как мне хотелось думать, склонился в положенном поклоне. Втайне я надеялся, что граф отменит эти расшаркивания. Но у него были другие планы.

— Целый сотник, слышали! — сказал он, глянув на своих сотников. — Почти вам ровня.

Смешки были ответом на эти слова. Обидные смешки, между прочим.

— Граф, вы совершенно зря смеётесь, — прозвучал голос Соксона. — Шрам и его бойцы доказали своё право быть сотней и не раз подтверждали его…

— Мастер, это я решу сам, — оборвал его граф. — Достойны они или нет, мне виднее.

Очень сложно удержаться бывает, когда точно знаешь: человек просто бахвалится. А что граф бахвалится — я знал отлично. Все документы по нашей сотне он должен был видеть. И то, что право формировать сотню было даровано мне императорской канцелярией — а значит, самим императором — он тоже наверняка знал. Мудрец Ксарг выполнил свою часть договорённостей с надёжностью настоящего имперского чиновника. Никакой граф Кадли не мог пересмотреть наши документы.

— Шрам, — граф Кадли так и не разрешил нам разогнуться. Пришлось слушать его, разглядывая пол. — Чем, по-твоему, вы занимаетесь здесь?

— Высокородный, наш отряд выполняет задачу по очистке земель Линга от изменений, — как можно спокойнее ответил я.

— И почему же ты считаешь, что с этим больше никто не справится? — хохотнул кто-то из сотников.

— Высокородный…

— О, барон, как вас повысили, — засмеялся граф Кадли. — Можно просто «благородный», Шрам. Мне казалось, что вам это должны были объяснять.

— Высокородный, так и было, — ответил я, пытаясь сохранить невозмутимость. — К величайшему моему сожалению, по голосу определить благородного барона Скраги, впервые услышав его, я не смог. Приношу свои извинения…

— Да боги с ними, с извинениями, — снова голос барона. — Ты на мой вопрос ответишь?

— Да, благородный, — если раньше я ещё сомневался в решении уходить из посёлка, то вот сейчас точно перестал. — Я не считаю, что с этой задачей никто не справится.

— Что-то я запутался, — проворчал Скраги.

— Тогда чего же ты тут на службе засел со своими бездарями? — голос был незнакомый, но — явно один из сотников и точно не барон, поэтому не ошибусь с обращением.

— Мы выполняли условие, поставленное нашему отряду мастером Ксаргом, высокородный, — ответил я, позволив себе переместить обращение в конец фразы. У местных считалось, если обращение идёт впереди всей фразы — это признак уважения. Если в конце — тоже ничего, простительно. Однако использовалась такая форма редко, чаще в долгих и нудных деловых переговорах. Оскорблением было только опустить обращение или добавить его после длительной паузы. Вот и пускай теперь думает, сказал я ему гадость или нет.

— Мастер Ксарг… Так теперь ты в подчинении у графа, — буркнул барон Скраги.

— Нет, благородный, — ответил я, решив блеснуть своими познаниями в местной канцелярии. — Согласно документу, выданному нашей сотне, мы имеем право самостоятельно выбирать себе место службы.