Искушение

Все разговаривали только о вещах, об обмене денег, о поездках, о гонорарах, о том, где и что выгоднее покупать и т.п. Сколько сил человечество потратило на то, чтобы корысть, стяжательство, мелкие мещанские интересы перестали быть главной основой бытия, думал Чернов, слушая эти разговоры и все впустую. Результатом более чем семидесятилетней истории коммунизма явилось воспитание не человека, равнодушного к материальным благам и охваченного идейными и духовными интересами, а человека, обезумевшего от стремления обладать материальными благами и готового ради них предать любые идеалы, любые духовные ценности. Капитализм торжествует. Если и дальше так пойдет, я превращусь в коммуниста.

Чернов почувствовал себя лишним в этой компании сытых и самодовольных дельцов. Говорить с ними было не о чем. И он ушел потихоньку, не попрощавшись с хозяином. Мир становился все более чуждым ему.

Самопознание по-русски

Журналы и газеты Партграда заполнились речами и интервью, статьями западных антисоветчиков и антикоммунистов – они теперь стали для партградцев экспертами в понимании их, партградцев, реальности.

– Если бы мне несколько лет назад кто-нибудь сказал, что такое будет возможно, ни за что не поверил бы, – сказал Чернову незнакомый мужчина, читавший, как и Чернов, на газетном стенде отрывок из книги самого заядлого американского антикоммуниста и антисоветчика Бжезинского, перепечатанный в Партградских новостях. – Обрати внимание: этот мерзавец прямо требует, чтобы мы согласились на уничтожение Советского Союза. До чего мы докатились?! И ведь это поощряют сами власти! Что это? Глупость? Думаю, что это слабо сказать. Это – предательство, самое настоящее предательство.

– Сейчас у нас свобода, – ответил Чернов, – Вот Вы и заявите публично, что наши власти проводят предательскую и пораженческую политику.

– А кто это напечатает?! А кто будет слушать меня?! Я же не западный антисоветчик, а рядовой русский Иван. Наш народ потерял разум, если, конечно, он его имел. У нас своих здравомыслящих людей никогда не слушали. И не хотят слушать. Вот если ты Оруэлл, Маркузе или Бжезинский, тогда тебе разинув рот внимать будут. Своих русских у нас в лучшем случае слушают, когда они давным-давно умерли, и их слова превратились в бессмыслицу. Но и при этом требуется одобрение Запада.

– А Солженицын? А Сахаров?

– А кто они такие? Почему их раздувают и навязывают нам в качестве духовных вождей? По очень простой причине: они работают в пользу Запада! Они разрушают нашу страну. Они помогают Западу оглуплять наш народ. Ужас в том, что народ наш оглупляется с удовольствием. Знаете, я раньше думал, что наш народ за годы советской власти стал высококультурным и образованным. Теперь вижу, что ошибся. Он стал псевдокультурным и псевдообразованным. Он не поумнел, – народ вообще никогда не умнеет – а поглупел.

– Что же делать?

– Ничего. Просто ждать. Пройдет время, и народ ринется в другую крайность. Только вот боюсь, что не успеет.

– Почему?

– Запад готовит войну против нас – вот чего не хотят понять наши обезумевшие вожди. Запад хочет довершить то, что не удалось Гитлеру.

– Угроза войны должна способствовать сплочению населения и общественному порядку.

– Если её осознают и принимают меры. При Сталине высшее руководство понимало это и готовило страну к войне, да и то война застала врасплох. А теперь…

Мужчина плюнул в газету, выругался матом и ушел, не попрощавшись с Черновым.

Религиозное возрождение

Хотя Юрий вырос в глухой провинции, он вырос атеистом. В его окружении не было по-настоящему религиозных людей. Верующими были доживающие свой век старухи, да и то очень вяло и поверхностно. Так называемое религиозное возрождение возникло в Партградской области не из недр народной жизни, а было спущено сверху, из Москвы. Московские власти убедились в том, что русская православная церковь превратилась в советское учреждение, в имитацию церкви. Была принята установка не препятствовать ей, а даже помогать. В Партграде открылись церкви и монастырь. Другим источником религиозного возрождения явилась интеллигентская мода на религиозность, докатившаяся до партградских интеллектуалов. Эта мода играла роль не религиозную, а скорее политическую и идеологическую, была формой неприятия советского социального строя и его идеологии. Так что оживление религиозной жизни в Партграде следует отнести скорее к оппозиционному движению, а не к религии.

До Красноармейска эта религиозная волна вообще не докатилась. Церковь тут не открыли не столько из- за властей, сколько из-за нежелания самих попов: это было им невыгодно. И красноармейские старухи ездили в Партград поддерживать иллюзию религиозного подъема.