Искушение

Проблема покушения на Сталина не есть проблема морали вообще. Она есть часть более грандиозной проблемы – проблемы понимания сталинской эпохи. Важнейшим препятствием на пути объективного понимания этой эпохи является не столько недостаток фактов, сколько ошибки в методах понимания. В частности, сегодняшнее знание и понимание прошлого переносят на само прошлое так, будто оно должно было бы восприниматься таким образом самими деятелями прошлого. Но реальным фактором истории было не то, как и что люди думают о прошлом теперь, а то, как люди тогда понимали и переживали факты своей истории, какие у них были намерения и возможности. Ошибочно с критериями настоящего судить о поведении людей в прошлом. Я, например, стал уже в 16 лет антисталинистом. Но произошло это не потому, что я знал о масштабах сталинских репрессий и возмущался ими. Я об этих репрессиях знал ничтожно мало. Особых сомнений в том, что писали газеты и говорили пропагандисты о врагах народа, у меня не было. Я не относился к этому с полным доверием, но и не стремился их опровергать. Я не разделял общих эмоций по поводу процессов тридцатых годов. Но они и не затронули меня в смысле формирования моего мировоззрения. Последнее сложилось под влиянием наблюдений за жизнью окружающих людей и личной бытовой неустроенности. То же самое было с моими единомышленниками. Мы рано заметили, что вместо обещанного земного рая получается земной ад, и, не умея ещё понять сущность и закономерность происходящего, мы персонифицировали причины зла в личности Сталина. У меня вызывало протест также обожествление Сталина. Вначале я вообще не думал о том, справедливо это или нет. Если бы даже Сталин на самом деле был таким, как его изображали, я все равно стал бы протестовать против его культа. Сатана, восставший против Бога, был одним из героев моей юности. Все те молодые антисталинисты, которых мне приходилось встречать в юности, стали таковыми не из-за репрессий. И я лично не встречал ни одного человека, пережившего репрессии, который стал бы убежденным антисталинистом. Мой друг по институту Андрей Казаченков, от которого я в 1939 году больше всего узнал орепресси-ях, не был антисталинистом.

Сталина, конечно, стоило убить. Но те, кто могли- это сделать, не хотели, а те, кто хотели, не могли осуществить свое намерение практически. Даже одни и те же лица оказывались в таком положении. Возьмите того же Артузова. Он призвал к убийству Сталина лишь тогда, когда сам оказался его жертвой. А что он думал до этого? Он-то прекрасно знал, что вытворяли Сталин и его подручные. Он сам был в их числе. Не попади он в число жертв, вряд ли он высказал бы слова насчет убийства Сталина. Антонов-Овсеенко рассказал о бывшем комсомольском работнике, который однажды ехал в лифте вместе со Сталиным. У этого человека в кармане был пистолет. Находясь в лагере, он вспомнил этот момент и пожалел о том, что не воспользовался случаем и не убил Сталина. Опять – так он подумал об убийстве, когда стал жертвой и уже не мог это сделать..