Искушение

Милиция быстро нашла преступников. Ими, как и следовало ожидать, оказались досрочно освобожденные уголовники, оставленные на работу в Атоме. Преступники были напуганы, -за такое преступление им грозила высшая мера наказания, т.е. расстрел. Спасая свою шкуру, они заявили, что их на это преступление надоумили некие переодетые консерваторы , якобы поносившие Горбачева, Ельцина и всех прочих перестройщиков и призывавшие к расправе над ними. Имя Маоцзедуньки при этом упоминалось в первую очередь. Сохранить в тайне такое было в принципе невозможно. Слухи о заговоре консерваторов против перестройщиков оттеснили на задний план все остальные. Газеты поддались общему настроению и напечатали достоверное сообщение об обстоятельствах гибели Маоцзедуньки. В Москву она поехала на совещание областных руководителей. Поехала поездом, так как её якобы мутило в самолете. Но злые языки утверждали, что причина её неприязни к самолету иная: её задница не помещалась в самолетное сиденье. По возвращении из Москвы её не встретили из-за халатности её шофера: подрабатывая налево, он выпил лишнего с пассажиром и свалился в кювет. Есть предположение, будто авария была подстроена, будто шофер находился под действием наркотика, будто пассажир, охмурив шофера, скрылся. В прессе были высказаны все логически мыслимые гипотезы, кроме одной, а именно – кроме той, что это могло быть самое заурядное убийство с целью ограбления. Общее сумасшествие исключало здравый смысл как нечто ненормальное.

Из Москвы в Царьград была послана комиссия в составе народного депутата Рябова, следователя Соколова и психиатра Воробьева.

Особая комиссия

Рябов начал свою карьеру в качестве сотрудника Института Америки. После защиты кандидатской диссертации перешел на работу в КГБ, в идеологический отдел. Зарекомендовал себя там как дельный работник, стал одним из близких советников Андропова по борьбе с диссидентским движением. Когда Андропов стал Генсеком, Рябов вернулся в Институт Америки, защитил докторскую диссертацию, был избран в члены- корреспонденты Академии наук, стал регулярно ездить на Запад с целями, которые ни для кого не были секретом. Секретом оставались лишь пустяки, а именно – связи Рябова с секретными службами Запада и счета в банках Швейцарии, США и ФРГ. При Горбачеве Рябов немедленно превратился в яростного перестройщика, приняв позу жертвы брежневизма, какую приняли тогда все перестройщики. Зверства брежневизма по отношению к Рябову выразились в том, что его провалили на выборах в действительные члены Академии наук и склонили его кандидатуру на пост посла в США. Как борец за демократию Рябов был избран в народные депутаты и стал одним из советников Горбачева. Большую часть времени Рябов проводил за границей. В Москву наезжал изредка, чтобы оставить тут приобретенные на Западе ценные вещи, опубликовать серию статей о том, как хорошо жить на Западе и как плохо в Советском Союзе, и пронюхать обстановку в правящих кругах с целью опубликовать на Западе серию статей о том, как плохо жить в Советском Союзе и как хорошо на Западе. Иногда Рябов в шутку признавался, что он представитель пятой колонны Запада в Советском Союзе. Но эту шутку его знакомые, сплошь разделявшие пораженческие и антисоветские взгляды, поощряемые свыше, воспринимали вполне серьезно. Они сами мечтали о счетах в западных банках и о роскошной жизни на лучших курортах мира. Они, в конце концов, выстрадали и заслужили это!

На этот раз завистники Рябова подложили ему свинью: предложили послать в Царьград именно его как способного объективно и на высоком уровне понимания разобраться в весьма скользкой ситуации убийства Елкиной. И вот вместо солнечной Ниццы, где он должен был выступать с докладом о неизбежности распада советской империи, ему пришлось лететь в грязный, вонючий и серый Царьград.

Как человек практичный и умеющий извлекать пользу из любого положения Рябов решил не терять времени даром. Уже в Москве он начал обдумывать статью об оживлении терроризма в Советском Союзе, предвкушая сенсацию, какую эта статья произведет на Западе. И тогда к премиям, которые Рябов уже получил на Западе за свои смелые (как писали в западных газетах) статьи, он присоединит новую, самую почетную за публицистику. Ему намекали на это ответственные лица. При условии, конечно, если он и впредь будет проповедовать необходимость ликвидации советской империи и перехода России на путь западнизации.

Соколов и Воробьев в брежневские годы имели в кругах диссидентов дурную репутацию. Но в годы перестройки они нисколько не пострадали. Даже наоборот, они стали печатать статьи с разоблачениями сталинских и брежневских методов расправы с инакомыслящими, заработав тем самым репутацию борцов за справедливость и демократию. Именно поэтому их выбрали в помощь царьградским органам. В самолете москвичи беседовали на тему о терроризме в духе перестройки, т.е. с циничной откровенностью.

Откровенный разговор