Искушение

– Если не хотите… – замялся он.

– Не подскажете, кто вы такой, что так заинтересовались моей персоной?

– Честь имею. Гвоздков, – представился партнёр по танцу.

– И каким образом вы знавали моих родителей?

– С вашим батюшкой мы были знакомы, не на короткой ноге, разумеется. Встречались по службе.

– Вы состояли на службе у государя императора?! – Мой вопрос завёл непрошеного собеседника в тупик.

– Не совсем так. Не могу похвастаться.

– Так к чему весь этот разговор? Или вы имели отношение к убийству моего отца, матери и сестры? – Мой собеседник тут же остановился, я заметила, как его передёрнуло. Он промокнул лоб и щёки платком.

– Вы отдаёте отчёт своим словам? - Его глаза от страха пробежались по залу.

– Вполне. И что вы мне скажете?

– Ничего, - опустил он верхние веки, прикрывая узкие щёлки глаз.

– Стало быть, вы и есть убийца нашей семьи?! – Его руки задрожали, я это отчётливо видела. Насколько поняла, он этого вопроса боялся больше всего.

– Вы себя плохо чувствуете. Позвольте, я провожу вас на место?

– Благодарю, моё самочувствие к делу не относится. Не трудитесь, сама доберусь. Но напоследок скажу что думаю.

– Вы несколько преувеличиваете свои возможности, - высказался он, по–прежнему не поднимая на меня глаз.

– Ошибаетесь, господин Гвоздков. Я дочь подчинённого и друга государя, и мне дозволено нести ответственность перед обществом и императором. Более того, запомните, несмотря на мой юный возраст, я смогу противостоять убийце и доказать его вину.

Он молчал. Возражать было бессмысленно. Да и к кому он мог апеллировать? Разве что к Господу Богу.

– Запомните. Ни один врач не в силах сделать подлого бездушного человека великодушным и отзывчивым, добрым и понимающим. К сожалению, такая болезнь неизлечима. Да будет вам известно, меня преследовало искушение – убить вас! – Он отпрянул, в страхе обшарил глазами мои руки, его всего затрясло от моих слов. Как он желал сбежать – его состояние выдавало мысли.

– Не бойтесь, пачкаться не стану. Для этого есть правосудие. Вот оно пускай вами и занимается. Приговорят к высшей мере, поверьте, сожалеть не буду. Вы убили моих родителей, сестру – самых дорогих моему сердцу людей. Вы лишили меня радости, той счастливой жизни, которую я так любила. Мне вас не жаль. Поделом вам. Буду счастлива, когда вас отведут на эшафот.

Выражение лица господина Гвоздкова подсказало мне, что он готов завопить на весь мир, ибо осознал – намерения мои серьёзные, беспощадные, и я их не изменю.

После разговора

Гвоздков, подгоняя кучера, летел домой. На душе было скверно. Он почувствовал, что разоблачён. Наследники не оставят его, будут добиваться прилюдного разоблачения и полного расследования дела.

– Что же ты ползёшь, как черепаха? - психовал он. – Хлестни разок-другой как следует, чтобы кобыла твоя побежала.

– Не могу, барин. Одна она у меня осталась, кормилица. Другие подохли. Загоняю, с чем останусь? А дома малые дети плачут, да жена болеет.

– Ладно, ладно, чего бурчишь? Не отвлекайся от дороги. - Гвоздков заёрзал на сидении.

«Как я мог так просчитаться? Всё учёл, а двух наследников советника оставил в живых. Моё упущение. Старшая пошла следом за отцом и матерью, туда ей и дорога, – ликовал убийца. - А этих не нашёл. Будь моя воля, пришиб бы княжеское отродье собственными руками, с большим удовольствием и без промедления. Глаза бы мои их не видели, опротивели. Ну не мог, не мог еще раз наведаться в те края, было опасно. Оплошность допустил. Начнут копать, не сносить мне головы».

Гвоздков почуял, что от суда ему не уйти. Что-то сдерживало его, мешало избавиться от меня и брата. Он жаждал расправы. «Повременю малость, разделаться с ними всегда успею. Руки коротки у юнцов. Им со мной не тягаться. Всё равно перехитрю. Но с этой семьёй пора кончать, мешают они мне. Разделаюсь и буду жить в своё удовольствие».

Решающая схватка

Мы приехали в оперу. В фойе Софью Гавриловну окружили знакомые. Она увлеклась беседой с ними. Василёк быстрым шагом направился в партер к нашим местам. В этот вечер был аншлаг, если кто и хотел пройти в театр, свободных мест не нашёл бы, даже с учётом приставных сидений. На этот раз зал показался мне особенно нарядным. Канделябры и люстры ярко освещали на потолке запечатлённые талантливым живописцем сцены из художественных произведений великого Шекспира, которые я не единожды перечитывала, как «Сон в летнюю ночь», и фрагменты на библейские мотивы. Шикарные вечерние туалеты блистательных дам создавали торжественность и значимость посещения храма муз. Я подняла глаза, в царской ложе было пусто. Мой взгляд машинально перескочил в соседнюю ложу. Так незаметно я дошла почти до сцены, и вдруг…

«Вот он!!! – чуть не выкрикнула я, с трудом сдерживая порыв. – Это тот, с кем разговаривала на бал-маскараде. Его нельзя упускать. Бегом в ложу. А как же Вася? Надо бы его позвать. Нет времени, преступник опять уйдёт, где потом искать? Сама справлюсь», - и я быстрее ветра выскочила из зала, полетела по лестницам к ложе, где мило беседовал с дамой, разодетой в шелка и бриллианты, убийца моих родителей и Антонины.