Искушение

– Грейс, прости, мне очень жаль. – Видимо, до Хадсона наконец дошло, как я взбешена, поскольку он пытается успокоить меня. – Я вовсе не собирался лишать тебя права выбора…

– Но сделал ты именно это, и я не стану с этим мириться.

Ярость, порожденная всем тем, что случилось в последние пять месяцев, поднимается во мне, как волна, и я обрушиваю на Хадсона ее всю – и потому, что он это заслужил, и потому, что я больше не могу сдерживать ее.

– Я была лишена права самой выбирать, что мне делать со своей жизнью с тех самых пор, как я попала в эту дурацкую школу.

– Грейс, пожалуйста…

– Нет! Я не дам тебе говорить. – Я тыкаю в него пальцем. – После того, что ты сейчас сделал, я не дам тебе вернуться к тем отношениям, которые существовали между нами до сих пор. Ты уже почти неделю без умолку болтаешь в моей голове, но сейчас ты будешь слушать меня. Я беру свои слова обратно. Я утратила контроль над своей жизнью не тогда, когда приехала сюда, а до того как я попала в эту школу – и это случилось из-за тебя. Из-за твоей психованной извращенки-подружки. Она была так влюблена в тебя, что убила моих родителей. Убила только для того, чтобы я оказалась в этой школе. Чтобы Джексон смог найти девушку, которая с ним сопряжена. Чтобы она смогла использовать его силу для твоего воскрешения из мертвых. Я знаю, все смеются над этой классной шуткой – как же, меня чуть не принесли в жертву во время гребаного ритуала, – но подумай вот над чем. Обыкновенный человек, девушка из Сан-Диего, оказывается посреди гребаной Аляски, где она привязана к алтарю, чтобы какая-то гнусная мерзавка смогла воскресить своего склонного к геноциду урода-дружка.

С каждым моим словом глаза Хадсона раскрываются все шире, на его лице отражаются подавленность и шок. Но мне все равно. Я была раздавлена несколько месяцев, так что пусть он поживет с этим хотя бы пять гребаных минут.

– И даже до этого дело обстояло отнюдь не идеально – меня раз за разом пытались убить, и все из-за того, что все боялись тебя! И вот я оказываюсь сопряжена с вампиром – с вампиром, – хотя за две недели до этого я даже не подозревала, что они есть. Правда, это классно. Он замечательный и добрый, и я люблю его, и это круто, что мы вместе.

Но я даже не могу этим насладиться, потому что едва мы с ним приходим в себя после нападения Лии, как, откуда ни возьмись, появляешься ты и пытаешься убить моего суженого. Я спасаю его и оказываюсь заперта с тобой неизвестно где три месяца и двадцать дней. Три месяца и двадцать дней, которых я даже не помню.

Волосы падают мне на лицо, и я прерываю свою филиппику, чтобы убрать свои дурацкие непокорные кудряшки, пытаясь не обращать внимания на еще одну вещь, которую я не могу контролировать и держать под контролем.

– И тут ты завладеваешь моим телом и моими руками едва не убиваешь Коула и крадешь атаме. И заставляешь меня проснуться в чужой крови. – Произнося эти слова, я для наглядности тычу его пальцем в грудь, ибо я никогда не смогу это забыть, и он должен это знать. – Ты много дней живешь в моей голове без разрешения, а затем вдруг решаешь, что это я – я – зашла слишком далеко просто-напросто потому, что тебе не нравится то место, на которое я хочу сесть? Да кто ты такой? Может, тебе и кажется, что ты пытаешься защитить меня, но должна сказать, что все то плохое, что случилось со мной за последние пять месяцев, было самым непосредственным образом связано с тобой.

Так что послушать минутку надо не мне, а тебе. Послушать и наконец понять, по какой причине ничего из того, что ты хочешь сказать, не должно иметь для меня ровно никакого значения.

К тому времени, когда я заканчиваю высказывать ему всю свою горечь, всю свою ярость и всю свою боль, его лицо становится мертвенно-бледным. Как наверняка и мое. Я не люблю выходить из себя, не люблю орать на других, потому что от этого никогда не бывает толку. И я никогда еще не выходила из себя так, как сейчас. Так стоит ли удивляться тому, что голова болит так сильно, будто я проплакала целую неделю?

Но поведи я себя с ним вежливо и мягко, это бы ничего мне не дало. Он бы просто продолжал отметать все мои возражения и переть на меня, словно танк. Нет, я этого не допущу, я больше не позволю ему завладеть моим телом, и ему придется это понять.

– Я не… – Он замолкает. – Я не хотел… – Он опять обрывает речь. – Прости, мне очень жаль. Я знаю, тебе это неважно, что, наверное, и немудрено, но мне правда очень жаль, Грейс.

– Проехали, – со вздохом отвечаю я. – Но никогда больше не делай такого. Никогда.