– Да! Король и королева плюс остальные три сопряженные пары явились сюда сегодня в пять утра. Никакого предупреждения, никакого предварительного звонка. Они просто явились к парадному входу и потребовали, чтобы их впустили. Мой отец вне себя от ярости.
– Зачем они здесь? – спрашиваю я, убирая с лица свои мерзкие кудряшки.
– Официально? Для инспекции, которую они проводят каждые двадцать пять лет, – отвечает Мэйси. – Они приурочили ее к Лударес, чтобы содействовать межвидовому сотрудничеству и дружбе.
– А неофициально? – спрашиваю я, немного боясь услышать ответ.
– Они хотят посмотреть на тебя, – одновременно отвечают Хадсон и Мэйси.
– На меня? – Да, это было неожиданно. – Почему на меня?
Я понимаю, почему родители Джексона могли бы захотеть встретиться со мной, ведь я сопряжена с их единственным ныне здравствующим (во всяком случае, насколько им известно) сыном. Но зачем им было втягивать остальных членов Круга в то, что должно быть чисто семейным делом?
Когда я говорю это Мэйси и Хадсону, они смеются – на сей раз
–
– Не все ли им равно? Что им может сделать одна-единственная горгулья? И к тому же не очень-то и сильная, – говорю я им обоим.
– Во-первых, – многозначительно отвечает Мэйси, – хотя о том, что ты горгулья, ты узнала недавно, это вовсе не значит, что ты не сильна. Это значит, что у тебя есть какое-то время для того, чтобы понять, в чем тут суть. Ты даже не знаешь еще всего того, на что способны горгульи, не говоря уже о том, что можешь делать конкретно ты. Так что да, они, конечно же, боятся. Если бы они не боялись, король не убил бы всех горгулий во время последней волны убийств, и Круг наверняка бы не позволил ему безнаказанно их истребить. Хотя его члены по большей части трусливы, в большинстве случаев они бы не согласились на полномасштабный геноцид, если бы он не служил их интересам.
–
Я смеюсь, и Мэйси вопросительно смотрит на меня.
– Хадсон согласен с твоей оценкой, – говорю я ей.
– Это потому, что моя оценка верна. А его отец – настоящий говнюк. – Она бросает на меня взгляд, который красноречивее всяких слов. – Что ж, яблоко от яблоньки недалеко падает.
Хадсон закатывает глаза, но ничего не говорит в ответ. Как мне кажется, в истории наших с ним отношений это происходит впервые. Однако он выпрямляется, прислоняется к моей кровати и ерошит пальцами свои короткие спутанные волосы. Я знаю, что на самом деле он нереален – так почему же сейчас на нем надеты только фланелевые пижамные штаны и нет рубашки? В чем тут дело – он в самом деле снял рубашку или же это я по какой-то необъяснимой причине представляю его себе без нее?
И, разумеется, он слышит эту мысль и подмигивает мне.
–
Я не обращаю внимания на жар, обжигающий мои щеки, и вместо этого сосредоточиваю его на Мэйси.
– Но почему, скажи на милость, из-за того что Круг решил нанести нам этот не сулящий особых радостей визит, я должна вставать в, – я смотрю на мой телефон, – о господи, в пять пятнадцать утра?
– Потому что они созывают собрание, которое должно состояться до начала уроков. А значит, мы все должны быть в актовом зале в шесть тридцать, одетые в парадную форму.
– В парадную форму? То есть надо надеть юбку, галстук и блейзер? – Я вспоминаю, что за все время моего пребывания здесь я одевалась так всего один раз.
– Нет, не блейзер, – с мелодраматическим вздохом отвечает Мэйси. – Мантию.
– Мантию? – Я смотрю на свой стенной шкаф. – Здесь нет никакой мантии.
– Да, но у меня есть лишняя – она, к счастью, осталась с тех времен, когда я была ниже. Иначе ты бы запуталась в ней.
– Значит, нужны юбка, галстук и мантия? – спрашиваю я, чтобы удостовериться, что я все поняла правильно.
– Да.
– Как те мантии, которые надевают выпускники? – уточняю я.
– Нет, эти скорее носят церемониальный характер, – вздыхает Мэйси.
Ее слова вмиг настораживают меня.
– Но они предназначены не для обряда человеческого жертвоприношения, не так ли?
Мэйси смотрит на меня, сощурив глаза.
– Никто не собирается приносить тебя в жертву, Грейс.
Легко ей говорить. Я подавляю небольшую вспышку раздражения и шучу:
– Как сказал мухе паук…