Искушение

Но нельзя сказать, что отношения между молодыми супругам всегда складывались гладко. Иногда они портились. Запальчивость Антона в тех случаях, когда его мнение не совпадало с мнением жены, подчас приводила к размолвкам. К счастью, серьёзных ссор им удавалось избегать. Спасали, прежде всего, рассудительный ум Тони и её женская интуиция, и, разумеется, постель, после которой сомнений в том, что Антон её нежно любит, у Тони не оставалось.

Порой Антона удивляла её разумная уступчивость, когда, например, он упрямо настаивал на своём или вдруг что-то несдержанно критиковал. В последнем случае Тоня старалась унять его лаской:

– Не горячись, милый, спокойная критика звучит убедительнее.

Он обнимал её и мысленно говорил себе: «Какая она умница!» Ко дню рождения жены Антон написал строки, в которых самокритично винился в своей несдержанности:

Ты моё очарованье

И судьба, и наказанье.

Я готов тебя любить,

А порой готов душить

Не в объятьях, а в натуре.

Но проходит быстро буря,

Как гроза проходит быстро:

Гром прошел – и небо чисто.

И я вновь готов душить,

Но теперь уже в объятьях.

Что же тут греха таить –

Неплохое ведь занятье!

В некоторых случаях Тоня умело уводила мужа от взволновавшей его темы. Как однажды, перебив возбуждённую речь Антона, будто вдруг вспомнила:

– Слушай, забыла тебе рассказать! Тут на днях случилась… как бы это назвать, нелепая история с Ноги.

– Что за ноги? Босые?

– Не иронизируй! Я тебе рассказывала про японца с фамилией Ноги.

– Этого паренька, который каждый день ходит к тебе как на работу?

– Да, но он уже уехал. Мальчик был очень старательный.

– Изучал экспонаты музея?

– Нет, историю России начала двадцатого века. Так вот, несколько дней назад Ноги собирался днём прийти ко мне попрощаться, а вечером улететь в Японию. Но в музей он не пришёл и домой не улетел. Пропал! Родители, не дождавшись его в аэропорту Токио, обратились в японское посольство в Москве с просьбой найти сына. Представитель посольства явился ко мне выяснить, куда делся Ноги. Я, естественно, ничем помочь не могла. Через день он сам позвонил в посольство и попросил забрать его, как ты думаешь, откуда?

– Из милиции?

– Из психушки! Он там лежал, привязанный ногой к спинке кровати. Представляешь?

– Он что буйный?

– Произошло вот что. В жаркий день Ноги, гуляя по городу, увидел, как несколько мужиков стоят с кружками возле пивного ларька. Вообрази: молодой японец в элегантном костюме, дорогих туфлях, с набитым кошельком и часами Seico на руке, дружелюбно улыбаясь мужикам, подходит к ларьку и просит налить ему кружку холодного пива. Можно лишь догадываться, какое «пиво» ему налили, но через два часа после этого милиция обнаружила валявшегося на улице в невменяемом состоянии в грязных лохмотьях с босыми ногами человека с восточной внешностью без документов. Сегодня в Москве, сам знаешь, грабят безнаказанно. В милиции утверждали, что при задержании Ноги был неадекватен, вёл себя агрессивно, говорил невнятно и что-то совершенно невразумительное. По-русски он действительно говорит так, что понять его получается после третьего раза. Английский Ноги знает чуть лучше, но это не очень помогает, поскольку не так просто привыкнуть к специфике его произношения. Столкнувшись с ненормальным поведением человека и ничего не поняв из бестолковой речи, милиция решила сдать его в психиатрическую больницу. А там кто-то из врачей, наконец, вникнув в маловразумительную речь Ноги, дал ему возможность позвонить. На следующий день после своего освобождения он пришёл в музей попрощаться со мной и поведал мне эту историю. Сам над ней смеялся.

– Даже так?

– Мальчик оказался с юмором.

С годами характер у Антона постепенно сглаживался. Бывало, когда он начинал эмоционально чему-то возмущаться, вдруг останавливал себя и мысленно спрашивал: «А что я, в самом деле, так разволновался? Это же не так важно. Да пропади оно пропадом!» Часто ситуация действительно не стоила того. Оба они, и Антон, и Тоня, набравшись опыта семейной жизни, многое стали осознавать и переосмысливать. Душой они всегда оставались близкими людьми, и, несмотря на возникающие трения, каждый понимал, что нет для него человека роднее и дороже, и что необходимо беречь этого человека. Со временем, достаточно хорошо изучив друг друга и будучи неглупыми людьми, они стали приноравливаться и воспринимать некоторые вещи иначе. В частности, оба начали сознательно не замечать друг у друга незначительные изъяны и слабости, вернее не заострять на них внимание. И уже меньше звучало упреков. Тоня с улыбкой говорила:

– Я, мой дорогой, стараюсь сосредоточиться исключительно на твоих положительных качествах. Их у тебя великое множество! Некоторые ярко проявляются в постели.