Искушение

– Это потому что некоторые вещи ты не способен воспринимать, просто не хочешь понять. Не буду приводить тебе имена великих людей, в том числе учёных, которые были истинно верующими. Сам их можешь назвать. Толстой говорил, что бог в душе у человека. Душа приводит человека к вере. И неважно, какая у него профессия.

– Но я не понимаю, как коммунистическая идеология может сочетаться с религией?

– А разве христианские заповеди противоречат кодексу строителя коммунизма? Те же нравственные категории, только выражены другими словами и вполне соотносятся с коммунистическими идеалами. Просто мы уже забыли эти идеалы, ориентируемся на семидесятилетний опыт социализма в нашей стране, который был далёк от этих принципов. Ты вспомни лекции, которые нам читали в университете по научному коммунизму, вспомни великих утопистов, основателей социализма. Того же Томаса Мора с его «Утопией», или Томмазо Кампанеллу с его бессмертным «Городом солнца». Они же были людьми религиозными. А что такое «Город солнца»? Это даже не социализм, а коммунизм в чистом виде.

– И всё же, религия – это, прежде всего, бог. Как там у Иоанна: «В начале было слово, и слово было у бога…», кажется так. А коммунистическое мировоззрение зиждется на материализме, на отрицании бога. Здесь очевидное расхождение с точки зрения ответа на основной вопрос философии.

– Над этим вопросом гении веками ломали копья, и до сих пор ломают. Пусть многие доказывают, что материя породила разум, и никак не наоборот, я с ними спорить не стану.

– По поводу бога, на мой взгляд, хорошо сказал Сергей Капица.

– И как же?

– Он сказал: верующий считает, что человека создал бог, я думаю – наоборот.

– Знаешь, что я скажу, Антон, не вдаваясь в эти дебри. Мне кажется, что верующий человек старается жить по совести.

– Ох, как красиво сказано! Сам-то ты веришь в то, что говоришь, Витя? Сколько я видел этих верующих лицемеров! Стоят в церкви со свечой, крестятся, а библию ни разу в руки не брали. Иной повесит крест у себя в машине, даже не забывает креститься, проезжая мимо церкви, а сам пройдоха из пройдох, так и норовит содрать с тебя побольше денег. Или какой-нибудь поп по телевизору порой такую пургу несёт!

– Знаю, но я же не о них говорю, я говорю об истинно верующих людях.

Помолчали. Несколько минут друзья любовались представшей перед глазами картиной. По реке, сверкая под лучами солнца, чинно шел четырёхпалубный белый теплоход. Две девочки, стоя на верхней палубе, что-то доставали из пакета и бросали вверх. Чайки, стремительно подлетая, хватали корм в воздухе прямо у них над головой.

Когда теплоход исчез из поля зрения, Антон нарушил молчание:

– Скажи мне, Витя, только честно. Ты веришь в загробную жизнь?

– Без веры в бессмертие души иссякнет сама любовь. Это не моя мысль, примерно так писал Достоевский.

Антон взорвался:

– Что ты меня пичкаешь Толстым и Достоевским?! Бумага всё стерпит! Ты мне скажи откровенно, как сказал бы духовнику, – тут он понизил голос. – Есть загробная жизнь?

– Есть, я верю.

Антон на некоторое время задумался, потом так же тихо спросил:

– Ты думаешь, я встречу… – у него подкатил ком к горлу, – … Тоню и Жанну?

Виктор обнял друга и также тихо сказал:

– Конечно, вы обязательно встретитесь.

Антон с минуту задумчиво смотрел вдаль и вдруг еле слышным шёпотом произнёс:

– Скорее бы.

Виктор вздрогнул:

– Ну что ты несёшь?! Не смей больше такое говорить! Антон, пойми, уныние – смертный грех! Нельзя ему поддаваться!

– Ладно, ладно, – заулыбался Антон, – мой славный Витёк!

– Очень тебя прошу, ради Христа, ради меня, выкинь ты из головы дурные мысли.

– Всё, Витя, уже выкинул. И знаешь, что я тебе скажу?

– Что?

– Здорово, что ты у меня есть!