Искушение

— Моя ошибка в том, что я забыл взять с собой в Чилим правила хорошего тона на английском языке. Поэтому благодарю вас за телеграмму. Я ее помню наизусть: «К огорчению ваше поведение в Чилиме недостойно ученого». Прошу покорно извинить, отвечаю тоже по пунктам. И с огорчением. Первое. Министр Веретенников лжет. Строительство начато, хотя его следует закрыть. Второе. Кандидат наук Улыбышев, ясно, как день, был свидетелем убийства, но по умному расследованию так называемых местных органов правопорядка на него же, Улыбышева, направлены подозрения. Не он ли опоил водкой и отравил Тарутина? Как вам это, Сергей Сергеевич? Восхитительно! Не является ли это омерзительной ложью, чтобы увести в сторону от убийц? В-третьих, это не случайное убийство. И в этом я теперь не сомневаюсь!

Битвин по-бычьи задышал в трубку, возразил обрывающимся в неудовольствие голосом:

— Тарутин, как известно, злоупотреблял, и это правда… Известная не только вашему институту. Я сам был свидетелем в доме у Чернышова. Известно, что он напивался до чертиков. Известно, что его преследовала мания самоубийства. Это он носил веревку в «дипломате», бывал на грани белой горячки.

— Тарутин злоупотреблял не больше, чем злоупотребляют зеленым змием в «охотничьих домиках». По сравнению с «охотниками» он был просто младенец. Жалею, что нам не удалось подробнее поговорить в тот вечер. Вы куда-то исчезли. Как сказали: в массажную. Позволю себе не без удовольствия и удивления вспомнить: массажистки там европейского класса.

— Что с вами, товарищ Дроздов? Какой «охотничий домик»? Что за массажная? По-моему, вы вернулись из Чилима больным, в крайнем психическом расстройстве. И, как мне сказали, у вас уже был нервный срыв после смерти жены. Печально, грустно! Вас преследует навязчивая идея. Академик Козин, который уже познакомился с вашим заявлением, также считает, что вы не совсем здоровы. Что у вас в связи с гибелью вашего близкого друга приступы психастении, навязчивые подозрения. Я не ваш злостный враг, но подумайте в самом деле реально, как реагировать на ваше особое мнение?

— Самым серьезным образом.

— Вы говорите, что убийство Тарутина не случайно? Вы подозреваете заговор против вашего друга? Что за бредовая идея? Кто виновен?

— Тарутин умел думать.

— Тарутин, а теперь вы прогнозируете голод, болезни, вымирание народа, рабство целой страны, если мы не остановим научно-технический прогресс, который проводим якобы уродливо и безграмотно. Кто способен остановить цивилизацию, пусть даже уродливую? Игорь Мстиславович, — снижая голос проговорил Битвин. — Игорь Мстиславович, разумный вы человек, но у меня создается впечатление, что вы и еще маленькая кучка людей идете против всего человечества.

— Каким это образом?

— Хоть помилуйте меня, грешного, за банальность, — длительно вздохнул Битвин. — Большинству рода людского, как это ни огорчительно, начхать, что будет завтра. Дай ему сегодня — тепло, комфорт, рюмку вина, голую натуру, ящик с видео, а завтра — хоть трава не расти. Так думают все — начиная от потолка и кончая полом. Объясните, как быть с этой мещанской циничной реальностью?

— Как быть? Как бы ни протестовал обыватель, Чилимскую стройку следует закрыть, как и десятки других браконьерских панам, стоящих миллиарды и миллиарды. Мы строим десятки ГЭС и оросительных систем, а страна по-прежнему беднеет, деградирует, находится на уровне какой-нибудь африканской Верхней Вольты. Как вы это можете объяснить, Сергей Сергеевич? Заговором технократов, которым кем-то обещаны за создание в стране болот и пустынь «охотничьи домики» с современными рабами? Или виллы на берегу Лазурного моря?

— Поостерегитесь, одумайтесь. Это — мания заговоров. Это уже иная область, чего не стоило бы касаться. Вы, право, нездоровы.

— Начхать на мое здоровье. Технократы предлагают ложь и повальное разрушение. Поэтому первый шаг нашей науки — закрыть стройку на Чилиме.

— Остановитесь! Что с вами? Эти государственные вопросы не вдруг рассматриваются Государственной экспертной комиссией, наконец вашим институтом и Советом Министров, в конечном счете. Вам-то это известно.

— В конечном счете, Сергей Сергеевич, во всех этих заведениях слишком много ослов мифического плана. Вместо голов повсюду сидят домашние фикусы со взорами на Нью-Йорк и Швейцарию. Все кончится болтовней и тщеславным размахиванием хвостами.

— Рискованный юмор! И что же вы прикажете делать? С ослами и фикусами, употребляя вашу терминологию…

— Везде и всюду искать таланты. И не давать волю бездарям и разрушителям.

— Что у вас за фантастические прожекты? Где искать?

— Где угодно. Россия еще не окончательно… Искать там, где их еще не утопили, как слепых щенков. В академии найдете единицы. От нашей академии нечего ждать, если в ней господствуют Козины…

— Резко, резко! Академик Козин — уважаемый ученый. Признан за рубежом.

— Только потому, что разрушает, а не создает. Так вот. А в вашем «Большом доме» смотрят на все с милым непониманием либералов.