Искушение

Чувствую ее набухшие сосочки через ткань своей футболки. Возбуждение накатывает как по щелчку.

– Гораздо лучше.

Расстегиваю ремень и ширинку на джинсах, резко притягивая Умку к себе. Меня ведет и сносит крышу. Это словно защитная реакция. Шанс отыграться. Хочется причинять ей боль. Не уродскую и садистскую. Скорее граничащую с экстазом. Когда боль и пик удовольствия сливаются воедино. Хочется грубо и громко. Так и получается. Гера подается немного вперед, хочет привстать, но я не позволяю. Разрываю ее трусики сбоку. Те быстро расходятся по шву. Сжимаю ее грудь ладонью, пропуская сосок между пальцев с яростным рыком. Хочу ее до больного сумасшествия.

Шарю по карманам, понимая, что презиков нет. Ладно, придется по- другому. Гера в неге своих чувств впивается в мои губы. Проводит по ним языком, и у меня окончательно сносит крышу. Насаживаю ее на себя, резко, слишком грубо. Но все как в тумане.

Умка всхлипывает, заставляя тем самым замереть. Смотрю в ее глаза, касаясь пальцами идеального лица.

– Все хорошо?

Гера прикусывает подушечку моего пальца, одобрительно кивая. Ухмыляюсь, прижимая ее ближе к себе, продолжая двигаться. Ее стоны заводят еще больше. Вцепляюсь в ее волосы, немного оттягивая те назад. Умка вздрагивает, но подается назад, упираясь спиной в стол.

Хочу ее сожрать.

– Повернись, – в самое ухо, прикусывая мочку.

– Что?..

– Спиной ко мне повернись.

– Я…

Делаю все сам, не давая договорить. Крепко прижимаю ее животом к настольной поверхности, входя уже сзади.

– Иди сюда, – просовываю ладонь под ее живот, наращивая темп.

В голове полная неразбериха. Она делится на нежность и ярость. Контраст. С ней не бывает по-другому. Это какая-то болезнь. Ее тело сводит с ума, пленит разум. Она сама плен для меня.

Сегодня не хочется прелюдий. Хочется чего-то животного…

***

– Шелест, ты больной, – смеется, облизывая губы.

– Ты же не маленькая девочка.

– Нет. Но вот к таким твоим выходкам я еще не привыкла.

– Но привыкнешь?

– Приму как данность. Мне так тоже очень даже нравится. Но не всегда.

– Сейчас был момент «не всегда»?

– Всегда.

– Что ты там про завтрак говорила?

– Теперь сам. Я мертва.

– Лиса.

– Ага.

Умка сползает с меня на диванчик, прикрывая глаза.

– Ты долго тут?

– Иди ложись, я быстро.

– Тогда я подожду.

Киваю. У нас прогресс. Наготы мы больше не стесняемся. Пробегаю взглядом по ее телу, а потом поднимаю на руки и иду в комнату. На*хер эту жрачку.

***

Шереметьево. Пи*дец какое раннее утро. Не то что ходить не хочется, жить. А Гера вон бодренькая сидит. Заняться ей нечем, провожать поехала. Сумасшедшая.

– Богдан, а ты скоро вернешься?

– Скоро.

– Съездим к маме твоей, как прилетишь, она нас звала.

– Съездим.

– Можно шубу купить?

– Можно.

Открываю глаза.

– Чего?

– Того! Ты меня не слушаешь!

– Слушаю.

– Вот опять. Шелест, проснись уже.

– Отстань. Пять утра.

– И что? В самолете выспишься, Богдан, – дергает за рукав куртки.

– Гертруда, посиди смирно.

– Кто? Я тебя сейчас убью.

– Гера, прекрати орать.

– Ой, знаешь что!

– Что?

– Ничего. Счастливо оставаться, я домой.

Глаза не открываю, но слышу настойчивый стук каблуков. Удаляющийся.

– Гольштейн, блин, – вновь открываю глаза, – вернись обратно.

– Чао, крошка, – шлет воздушный поцелуй и ускоряет шаг.

Гадина. Поднимаюсь, быстренько догоняя и возвращая ее обратно.

– Ты провожать вызвалась, так провожай. Посиди смирно.

– Мне скучно.

– Тогда надо было дома спать.

– Я вот сейчас и собиралась.

– Не выпендривайся. У тебя деньги есть? Такси домой возьми.

– У меня столько с собой нет. Я не брала.

– Балда. Ты как домой вообще возвращаться собиралась?

– Не знаю… я как-то об этом не подумала.

Вытаскиваю из кармана деньги, протягивая ей.

– Спасибо.

– Не за что, крошка, – в ее манере.

Гера прижимается к моему боку, кладя голову на плечо.

– Я буду скучать.

– Я тоже, – зеваю.

– Шелест, ты вот… вот.

– Ммм?

– Люблю тебя, говорю.

– Я тебя тоже, – улыбаюсь.

Знаю, что она бесится. Но мне это доставляет удовольствие. Такая Гера гораздо лучше ее рыдающей стороны.

– Посадка.

– Слышу, – поднимаюсь, поддергивая Умку к себе за плечи, – не реветь, не хулиганить, не забывать есть и отвечать на мои звонки, поняла?

– Поняла. Пока, – виснет на шее.

– Я же сказал: не рыдать.

– Я не рыдаю. Просто… очень непривычно будет всю эту неделю одной.

– Привыкай. Чем дальше в лес, тем дольше расставания.

– Ужас.

– Зато шубу тебе купим.

– Не нужна мне никакая шуба.

– Ага, лучше меня к батарее привяжешь, да, чтоб рядом был.

– А ты догадливый!

– А то. Такси возьми.

– Я поняла уже.

– Пока. Люблю, скучаю.

– И я.

Быстро ухожу, пару раз оборачиваясь и махая ей рукой.

В Казани оказывается немного потеплее, чем у нас. Забираю сумку с ленты и закидываю на плечо. Нас уже ждет трансфер до гостиницы. Иваныч что-то записывает в блокнотик, расположившись на переднем сидении автобуса рядом с водителем.

Закрываю глаза, откидывая голову на спинку кресла. Меня до сих пор тянет в сон. Раздражает уже.

Завтра будет контрольное взвешивание, а потом пару дней на крайнюю подготовку. В отеле звоню Гере, эта моська берет трубку не с первого раза.

– Я долетел.

– Я у Марины Юрьевны. Она предложила у нее пожить.