Ближе к обеду подтягивается Мурас. Он давно обещал забежать. Хоть послушаю, что у них происходит там. Ирония, но в некоторые моменты я думал о том, что все эти бои в один прекрасный день сделают из меня инвалида. Но нет. Какой-то х*й с горы опередил. Обессиленно принимаю полулежащее положение. Кости ломит. Все тело ноет, но я для чего-то стараюсь не обращать на это внимания. Превозмогай боль, и тебе это зачтется.
– Здорово! – Мурас почти влетает в палату.
– И тебе привет.
– Шелест, че как баба? Хорош киснуть. За*бись все будет.
– Наивно верю.
– Я серьезно. И не с таким на ноги люди поднимались…
– Съ*бись в туман, Игорь.
– Обойдешься.
– Харе ныть. Меня, кстати, перевели.
– Поздравляю. Как и хотел в опера?
– Ага.
– Теперь будешь мирных граждан доить в других объемах.
– Тип того. Слушай, ты звони. Не замыкайся. Я еще зайду на неделе.
Киваю. Жму ему руку и отворачиваясь к окну. Мы еще с полчаса разговариваем не о чем, и Мурас уходит. А я, вновь прокручиваю в голове Герины слова об уходе. Колбасит. Но я сам этого хотел. Сам. Но почему-то был уверен, что она не уйдет. Не так и не сейчас. Наивный. Я что-то себе придумывал, но оказался полным идиотом. Зачем ей это все? Теперь уже незачем. Ухмыляюсь и замыкаюсь в своих мыслях, не замечая, как в палату заходит Ма.
На лице непроницаемая маска. Она собранная, серьезная. Сегодня она даже не здоровается. Просто замирает у окна. Складывает руки на груди.
– Привет, – прокашливаюсь.
– Сколько раз успел себя пожалеть за сегодня?
Вот это выпад. Неожиданно. Свожу брови и пока не знаю, что ответить.
– Добился, чего хотел. Ушла она. Легче стало?
– Стало. Не лезь не в свое дело.
– Молодец, сынок. Все правильно. Как настоящий мужчина поступил.
– Мам, чего ты хочешь?
Марина вытирает салфеткой слезящиеся глаза и, выкинув бумажку в мусорное ведро, пронзает тяжелым, безнадежным взглядом.
– Выкидыш у нее был…
– Чего? – усмехаюсь.
– Того.
– Не может быть, она же…
Не говорила мне? Серьезно? Приподымаюсь, упираясь локтями в койку. Не может быть… но по лицу мамы понимаю, что может. Что все так и есть.
– Когда?
– Два дня назад…
– Где она?
– К отцу уехала…
– Дай мне телефон, – дергаюсь, стискивая зубы от боли.
– Не сейчас.
– Что это значит? Чего ты опять задумала? Зачем ты вечно лезешь!
Ору, понимая, что она не виновата. Но эмоции, с*ка. Эмоции…
– Приди в себя и прекрати орать. Позже поговорим…
Она уходит, а я погружаюсь в какой-то мрак. С*ка, с*ка! Почему все так. Что за х*йня здесь творится? Я же… я столько ей наговорил. Дебил.
Полный придурок. Мне нужно ей позвонить. Сейчас. Вызываю медсестру кнопкой, прося у той телефон. Набираю номер, но Гера скидывает вызов.
– Черт!
– Все в порядке? – косится девчонка.
– В полнейшем, – стискиваю зубы, отворачиваясь к окну.
Герда
В Москву прилетаю в больше чем просто подавленном состоянии. В аэропорту меня встречает Даша в окружении охраны. На руках у нее годовалый малыш. Милый мальчик. У него мои глаза. Улыбаюсь, но будто сквозь пелену тумана. Отвечаю на автомате, говорю на автомате. Сажусь в машину, вдыхаю привычные запахи в доме, но ничего не чувствую. Совсем.
Поднимаюсь в выделенную мне комнату, опускаюсь на кровать и просто вою в подушку. Мне так плохо. Мне больно говорить, улыбаться, ходить. Меня поглотила эта боль. Я не знаю, что делать дальше. Совсем.
В дверь стучат. Стираю слезы, понимая, что это не поможет.
Открываю замок, сталкиваясь лицом к лицу с мамой. Не знаю почему, но без слов вцепляюсь в ее шею. Обнимаю, вдыхаю родной запах, понимая, как мне этого не хватало. Она была мне нужна. Не важно, какая она. Ничего не важно. Но сейчас, в ее объятиях, в ее робких касаниях моей головы, я задыхаюсь от нежности.
Вновь начинаю рыдать. Она отстраняется, проходит в комнату, закрывая дверь.
– Тише, моя девочка. Не плачь.
Мы садимся на кровать, и она заключает меня в объятия.
– Тише. Все будет хорошо.
– Мама, ему так плохо… что мне делать? Я так его люблю.
Мне плевать, что было между нами в прошлом. Плевать. Я просто нуждаюсь в поддержке и внимании. Пусть они даже не настоящие. Даже если она врет, притворяется. Мне наплевать. Правда.
– Моя маленькая девочка.
Поднимаю на нее взгляд, сталкиваясь с влажными глазами.
– Все наладится. Верь в это.
– Он меня выгнал. Что мне делать?
– Вернуться. Если не сделаешь этого, будешь жалеть всю жизнь. Успокойся. Отдохни, повеселись на этом празднике жизни и улетай обратно.
– Как ты… почему ты здесь?
– Я… я очень хотела тебя увидеть.
– Почему ты не приехала раньше? Почему не прилетела?
– А ты бы стала меня слушать? Хотела этого общения?
Качаю головой. Я не хотела. Мне все это было не нужно.
– Поэтому и не летела.
– А теперь?
– Милая, я не монстр и никогда им не была… просто, мой психолог говорит… не важно. Я знаю, что тебе необходима поддержка. Родители нужны, чтобы помочь. Я очень хочу тебе помочь…
– А отец?
– Твой отец всегда будет тем, кем… не верь тому, что он скажет. Просто делай вид.
– О чем ты?
Мама торопливо оглядывается по сторонам. Отстраняется. Она явно взволнована.
– Я не могу остаться. Гольштейн не позволит. Но я тебя прошу, не верь ничему, что здесь будет происходить.