Искушение архангела Гройса

– Мал был, Сереженька. Мал годочками. А то бы повоевал. Отомстил бы за сестер и братьев!

Я понимающе кивал в ответ. Встреча со Львом Васильевичем возвращала меня к нормальной жизни.

– Что бы вы сказали, если бы ваши друзья, старшие, погибшие на войне, вдруг воскресли? – потянула меня за язык наивная панибратская эмоция.

Но старикан, похоже, был готов к такому вопросу. Он ответил мгновенно:

– Что бы я сказал, Сереженька? Я бы сказал, что Александру Григорьевичу удалось осуществить народные чаяния, реализовать великий замысел. Мы превратим нашу республику в земной рай. А в раю, Сереженька, смерти нет. Мы близки, необычайно близки к завершению проекта. Если б не Запад, мы бы его уже воплотили. У ангелов Восток всегда впереди, перед лицом, куда бы ни обращались они лицом и телом. Это трудно нам понять, Сереженька, потому что мы с тобой должны вертеться в разные стороны. А у них Восток всегда перед глазами. Господь, как солнце, постоянно находится перед ними, и они видят Его. Если ты видишь ангелов, ты видишь Господа, и Восток видишь, Сереженька. Потому что Господь, он и есть Восток. Взор их обращен к Востоку, но они видят и все прочие стороны света, потому что силен внутренний взор у них.

– Не знал, что вы стали религиозны, Лев Васильевич, – пробормотал я удивленно. – Откуда такие подробные сведения?

– Коммунисты теперь верят в Бога, Сереженька. Как тут не поверить? Мы видели на своем веку рай земной: жили в нем, строили его. И вот нас обманули. Украли у нас нашу обетованную страну. И это хорошо, Сережа. Слышишь, Сергей, это очень хорошо!

– Отчего же?

– Господь дал нам возможность увидеть, чем мы обладали. Дал шанс вернуть достойное существование. Можно ли жить достойно при ростовщическом, спекулятивном капитализме? Нет, Сереженька, нельзя. Нам с тобой нельзя. Кому-нибудь можно, а нам нельзя. Жизнь ради денег. Интеллект ради денег. Дух ради денег. Профанное знание – то же самое пищеварение. Результат один. Фекальный результат, Сереженька. Вот и вся цена этой хваленой цивилизации. У нас было другое, совсем другое. Настоящее, героическое. Эх-эх… Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Народная мудрость всегда права… Народ еще сложит о нас свои сказки, споет песни. Какой хороший праздник вчера был. Девки поют. Парни купаются. Даже собачки и те радуются, хвостиками виляют. А ведь могли брехать. Злобно брехать до рвоты, Сереженька! Они такие, собачки наши!

– Вы считаете, что назло ростовщическому капитализму могут воскресать люди?

– Диалектика, Сереженька! Мы в такой ситуации, что и мертвые встают, чтобы нам помочь. Бойцы, верные сыны. Они достают свое боевое оружие, выходят на партизанские тропы. Подрывают вражеские эшелоны, казнят гауляйтеров и полицаев. «План Ост» осуществлен иудами из Политбюро. Они не знали силу нашего народа, его мистическую мощь. Отдай партизану все: корову, кошку, свинью. Им оно нужнее! Если у тебя есть петух, отдай его бригадам народного ополчения. Пусть вострубит победу! У тебя есть петух, Сереженька?

– Будет! – сказал я обнадеживающе. – Но почему именно петух?

– Устал я, мальчик мой! Напугал ты меня. Приду сейчас домой – и помру. Чувствую приближающийся разрыв сердца.

Я пожалел старика, обнял, повесил карабин на его плечо.

– Он все равно не заряжен, Сереженька. Возьми его себе, родной. Тебе он теперь нужнее…

– Не заряжен? А что ж ты тогда испугался?

– Страшно, Сереженька. Такой грубый у тебя был голос.

Старик не изворачивался: он действительно мог испугаться. Я вспомнил, как он брел на полусогнутых ногах по земляной тропе. Как сидел на корточках, когда я его арестовал. Он вызывал во мне искреннюю симпатию: и своими путаными речами, и страстью, с которой произносил их. Из него мог бы получиться хороший оратор.

– Извини, Васильевич. Из меня твои партизаны чуть вчера не вынули душу. Может, приняли за агента мирового империализма?

– Ошибки в нашем деле случаются, Сережа! Но я бы на твоем месте сходил в милицию. Покушение на убийство. Бытовое хулиганство. Там решат…

– Схожу… Хотя какая разница… Главное – понять мотивы. А еще главнее – этих ребят обезвредить. Как у вас с преступностью? Я думал, искоренена…

– Искоренена. На корню, – подтвердил он напористо. – Поэтому тут не преступность… Тут что-то другое… Провокация? Галлюцинация?

– Я, дядя Лева, тебе гильзы принесу. Пулек насобираю. Ты за психа-то меня не держи.

– Я верю тебе, Сереженька. Как сыну родному верю. Ты стал свидетелем важных перемен. Можешь теперь ответствовать за всю свободную Беларусь!

– В смысле?