Искушение архангела Гройса

Через неделю – опять происшествие. Вернулись из Минска. На этот раз пухом был засыпан весь дом: будто распороли перину или несколько подушек. Причем наши подушки остались целы. Окна заколочены крест-накрест досками, забиты нашими ватниками и прочим хламом. Одеяла прибиты к полу поверх кроватей. Потолок почему-то закопчен, пахнет гарью, хотя следов костра нет. На стене углем нарисованы какие-то круги.

Нас все в округе знали. Приносили жратву, самогон. С населением мы дружили.

Тут-то и приехал в Борки новый служка. Отца Геннадия к тому времени повязали окончательно. Служка приехал один, на автобусе. Зашел к Желудю за ключами – мы только успели оборвать доски с окон, застелили койки, вымели пух. Отдали ему ключи. К тому времени строительство было почти закончено. Попик ушел, возвращается через пятнадцать минут, бросает ключи на кровать. Глаза выпучены, губы трясутся:

– Моей ноги здесь больше не будет!

И бегом на автобус. Мы поначалу не обратили на него внимания – мало ли странных людей. От этого пуха сами не могли прийти в себя. Ближе к ночи пошли в храм, за инструментом. Как входишь, сразу чувствуется: что-то не то. Какой-то свист непрерывный, наподобие ультразвука. Там архитектура довольно странная была – двойные стены. Если запалить пару топок, можно быстро протопить весь храм. И потом мы внутри поставили часовенку, чтоб молиться зимой. Приход все равно маленький. Зимний храм шестнадцать на двадцать четыре метра. В этой часовенке весь инструмент и оставался. Только вошли, голову подняли. А там такой белый парапет под куполом – и на нем как черная бахрома. Крысиные хвостики. Шевелятся, свисают. Высоко – метров пятнадцать. Я до этого так много крыс видел только в порту Сухуми году в восьмидесятом. Отошел за будку помочиться, а там кусты шевелятся, железные урны катаются по земле. И везде крысы… крысы… крысы… Ужас. И здесь тоже: глаза блестят, светятся. У алтаря вообще одна на другой. В несколько слоев.

Мы все бросили: рубанки, дрели, плахи хорошие, доски. Уже вечером были в городе. А там на Орловской отец Филарет пьяный перевернулся на «мерсе».

Выскочил из машины, разбрасывает деньги:

– Вы этого не видели, вы этого не видели…

Церковь не старая, 1901 года постройки. Ее один купец возводил, хотел отмолить грехи дочери. Причем сначала поставил кирпичный завод, потом построил храм, а завод разрушил. Чтоб больше таких кирпичей не было. На каждом кирпиче клеймо «Розенберг», хоть сейчас в коллекцию.