– О, уходи, если хочешь, – сказал он. – Дверь не заперта, и никто не станет тебя обвинять, если ты выбежишь отсюда, обезумев от страха. В конец концов, Амон – могущественный бог, не так ли? А у тебя больше оснований для побега и для безумия, чем у кого-либо еще, ведь он твой отец, так ведь? Или не так?
Последний вопрос был задан саркастическим, насмешливым тоном, и юноша, склонив голову набок, с усмешкой посмотрел на Хатшепсут. Она отошла от двери.
– Ни один человек еще не говорил со мной так, – сказала она ледяным тоном.
Его золоченые брови поползли вверх.
– Ну разумеется нет! – согласился он. – Кто же осмелится оспаривать священное зачатие Цветка Египта.
Он откровенно насмехался над ней, его прекрасный рот изогнулся в ухмылке.
– Но я не совсем человек и потому буду говорить тебе все, что мне вздумается, ты, девчонка, возомнившая себя царевной.
– Так, значит, ты – бог?
– Стыдись, Хатшепсут! Разве ты не знаешь, кто я? И он провел по ноге Амона сверкающим пальцем.
– Каждый день я проплываю по небу в небесной барке. Я путешествую вместе с Ра, царем живых и мертвых, и купаюсь в его огне, когда мне вздумается. Ты все еще не поняла, кто я?
– Нет.
– Я заглядываю тебе через плечо, когда ты любуешься собой в зеркале. Я прогуливаюсь с тобой по саду и по берегу реки. Я видел тебя в тайной долине – да, кстати, и Сенмута тоже! Красивый петушок, но слишком честолюбив. Не спускай с него глаз, Хатшепсут, люби его. Он будет служить тебе до последнего твоего вздоха; я это знаю. И ты тоже знаешь, правда? Но не забывай давать ему волю, иначе он погубит себя и разобьет тебе сердце. О Хатшепсут, прелестная Хатшепсут, сколько Ка тебе дано?
– Великий Амон дал мне четырнадцать! – Она не сводила глаз с этого нахального, непредсказуемого юнца, не зная, чего от него ждать: то ли он бросится на нее, то ли котом замяукает, то ли кликнет других богов. В то же время в нем было что-то знакомое.
Легким шагом он прошелся под самым носом у бога, даже не поклонившись ему, подпрыгнул и уселся у него на коленях. Она задохнулась от возмущения, но золотой юноша только рассмеялся своим странным пронзительным смехом, в котором сквозило безумие.
– Четырнадцать! Какой он щедрый, наш Амон! А какого они пола?
– Мужского, разумеется.
– Да!
Вдруг Хатшепсут кинулась вперед.
– Я поняла! Ты – один из моих ка!
Он поднял палец, предварительно глянув на золоченый ноготь, словно не в силах наглядеться на себя.
– Я тщеславен, эгоистичен, жаден, высокомерен, жесток, непредсказуем и не знаю угрызений совести. Разве нет?
Она топнула ногой.
– Уходи! Ты насмехаешься надо мной, а я этого не позволю!
Он свистнул:
– Как хорошо ты умеешь распоряжаться! А тебе не случалось просыпаться по ночам от страха, что никто тебя не послушается?
– Убирайся! Ты оскорбляешь бога своей бессмысленной болтовней и заставляешь меня тратить мою драгоценную ночь на всякие глупости!
Он надулся, его золоченые губы сверкнули.
– Но это и моя священная ночь, не только твоя. Хотя должен сказать, что солнечный свет мне нравится больше, чем эта темная, холодная, пропахшая благовониями камера.
Он легко спрыгнул со своего насеста и приземлился прямо перед ней, и она увидела, что даже в его ноздрях блестит золотая пыль.
– Скоро ты отправишься в путешествие, гордячка Хатшепсут. Скажи мне, чего ты хочешь? Ты должна принять решение еще до отъезда, иначе все молитвы и все благовония мира не заставят речных богов внимать тебе хотя бы минуту. Старина Амон создал только инструменты, как тебе известно.
– Да как ты смеешь! Он подошел ближе.
– Ну, так чего же ты хочешь? Власти? Военной мощи? Золота, чтобы текло сквозь твои хорошенькие пальчики, как вода? Или чтобы от тебя были без ума все мужчины и особенно этот гордый, хладнокровный жрец Сенмут? Чего? Выбирай!
– Ты знаешь, чего я хочу!
– Я знаю, чего тебе кажется, что ты хочешь. До чего же ты поверхностна, дорогая моя. Ты думаешь, что править Египтом очень весело, что все будут преклоняться перед тобой, дочерью бога, а ты ведь хочешь, чтобы тебя обожали, и хочешь, чтобы вся страна подчинялась твоей воле. Разве я не прав?
Она закрыла уши ладонями.
– Да! – выкрикнула она со всхлипом. – Да, прав! Мне нужна власть и все, что к ней прилагается!
– Ну вот ты и призналась. Но это не все, что тебе нужно.
– Нет, не все. Я искренне верю, что не все. – Ее руки упали. – Что может быть выше, чем благо фараона, о мой подлый ка?
Он отскочил назад, к статуе Амона.
– Благо Египта, разумеется.
– На этом и порешим. Я хочу блага Египта. Вот чего я хочу, и о нем я буду молиться в пути.