— Этот мастер выполнял в Риме заказ Бонифация.
— Ну и что?
Поэту показалось, что в последнем вопросе кардинала прозвучало беспокойство, и он стал настаивать:
— Все говорит о том, что убийство мастера как-то связано с его произведением. При этом многие полагают, что в своем произведении он хотел раскрыть нечто, о чем узнали в Риме, из которого поспешно бежал, чтобы укрыться у нас.
Данте замолчал и посмотрел, какое впечатление эти слова произвели на его собеседника.
— Он хотел рассказать своим произведением правду о чем-то. Не забывайте о том, что эта церковь превратится в часовню флорентийского университета. Если бы эта мозаика была завершена, под ней велись бы жаркие ученые диспуты. А если Церкви не хотелось, чтобы…
— Ну и что же, по-вашему, это за правда, которую Церковь хочет скрыть любой ценой? — прищурившись, спросил папский нунций.
— А вы что сами не знаете?
— Нет? О чем вообще идет речь? Что хотел изобразить в своей мозаике этот мастер? — спросил, обливаясь потом, кардинал.
Данте ответил не сразу.
— Возможно, мастер намеревался увековечить в мозаике членов императорского дома Гогенштауфенов.
Кардинал приоткрыл глаза и презрительно усмехнулся.
— Это глупейшее предположение — все, до чего вы додумались? И это — результат вашего расследования?.. Ну и чем бы помешали Святой Церкви изображения давно побежденных, умерших и позабытых людей?
Саркастический тон кардинала подействовал на Данте как удар бича. Ни о чем больше не задумываясь, поэт выпалил:
— Побежденных, но не забытых! А что, если мастер хотел прославить не только мертвых, но и живых?
— Каких еще живых?! Вы что спятили?!
— Вы забыли о Беатриче, пятой дочери Манфреди. Она — последняя наследница Фридриха II.
Лицо кардинала окаменело. Он выпрямился во весь рост и сверху вниз воззрился на Данте, устроившегося поудобнее в кресле и поправлявшего на себе одежду.
Кардинал утратил все свое притворное добродушие и заговорил резким пронзительным голосом:
— Никакой пятой дочери нет! У этого бастарда Манфреди было только четверо отпрысков, и все они мертвы!
— А может, все-таки есть! Что, если мастер Амброджо узнал в Риме именно это и хотел об этом сообщить?
Кардинал совсем растерялся.
— Я же говорю вам: никакой Беатриче нет!!! — завопил он.
— Возможно, вы правы, но предания порой сильнее правды. Сторонники императора вполне могли бы выдать за законную наследницу императорской короны любую девушку. Тогда Бонифацию было бы нелегко захватить власть над всей Италией!
— Это ложь!
Данте понял, что нащупал слабое место, и неумолимо продолжал:
— После поражения и гибели Манфреди при Беневенто его сыновья попали в плен. Их было четверо, но говорят, что у короля была любовница, с которой он прижил ребенка. Ей удалось бежать с императорской казной.
— Откуда вам все это известно?
— Глаза и уши есть не только у Церкви. Кроме того, я не такой дурак, как вам кажется, — процедил поэт.
Поведение кардинала Акваспарта резко изменилось. Куда исчезло его высокомерие?!
— Вы заблуждаетесь, мессир Алигьери, — миролюбивым тоном заговорил он. — Я не волновался бы по этому поводу, если бы заблуждения лица, избранного управлять городом, не могли бы повлечь за собой пагубные последствия для нашей дорогой Флоренции. Прошу вас! Не бросайте нам вызов. Поверьте в великодушие Церкви. Она с радостью примирится с вами. Бонифаций бывает очень щедр даже со своими врагами. Мы знаем, что у вас в городе не все идет гладко. Отдайтесь под наше покровительство, и вы не только вновь обретете веру ваших предков, но и получите от нас помощь в годину нужды. Ведь мы в тысячу раз богаче всех флорентийских ростовщиков, вместе взятых!
Данте сделал шаг к кардиналу с таким видом, словно собирался все-таки перерезать ему горло.
— Думаете, я ради собственных интересов продам свободу моего города? Отрекусь от истины?
— Церковь хорошо разбирается в человеческих слабостях. Ведь и Петр отрекся от Спасителя!.. Церкви не сто и не двести лет, а тысяча триста! Церковь умеет ждать. Рано или поздно вы предстанете перед нами или как блудный сын, вернувшийся в лоно Церкви, или в цепях. Такова участь всех. Не избежать ее и вам. Вы можете витать на небесах поэзии вместе с музами, но корабль вашего вдохновения скоро приплывет в долговую тюрьму…
Данте вскочил на ноги.
— О моем будущем знает лишь Господь Бог! Бонифацию не дано предсказывать судьбу. И ему не покорить Флоренцию, если мы все дружно возьмемся за оружие. Я же буду продолжать расследование и не допущу никаких покушений на нашу свободу с вашей стороны!
— Поступайте как знаете, мессир Алигьери, но вы ничего не добьетесь. Амброджо не бежал из Рима. Он не знал никакой дочери Манфреди. Его убили совсем не из-за этого! — кардинал перешел на фальцет. — Кстати, нам сообщили о танцовщице в таверне бывшего крестоносца. Она вам, кажется, нравится. Нетрудно догадаться, чем вам так приглянулась эта блудница! Но не питайте поэтических иллюзий на ее счет. Она — сосуд греха. В его мерзости легко утонуть!..