Искушение для затворницы

Ферн кивнула, а Зафир подумал, что она до сих пор даже понятия не имеет, как сильно его тянет к ней с момента их первой встречи. Он хотел ее, но она возводила вокруг себя неприступную крепость.

– Как дела у Аминеи? – спросила Ферн. Зафир опешил от столь резкой смены темы.

– Прекрасно. Так сказал Раид пару дней назад, – ответил он и, спохватившись, запоздало поинтересовался: – А ты как? Малыш в порядке?

Она безучастно кивнула:

– Из-за витаминных добавок я чувствую себя странно и не выношу запаха колбасы или бекона, но мы оба здоровые и толстые. – Ее кукольный ротик сложился в улыбку, полную презрения к себе. – Так говорит акушерка.

– Когда тебе рожать? Ферн назвала дату.

Как же странно было снова представить себя в роли отца, да еще так скоро, но, когда он мысленно отсчитал оставшиеся недели, ему нестерпимо захотелось поторопить время и увидеть своего сына или дочь. А что, если родится девочка? С непослушными рыжими кудрями и дерзким ротиком, как у ее мамы? Как встретит ее Тарик?

Зафир провел рукой по своим сырым волосам. Он даже не сообщил сыну радостную новость, погрузившись в выяснение отношений с Ферн. С первой же минуты ему нужно было знать, что ребенок его.

– Ферн, брак – это единственный…

– Нет, – перебила она. – Сам знаешь, это не так.

– Я не хочу быть таким же, как мой отец, – все больше раздражался Зафир, а Ферн все отчаяннее мотала головой. – Пусть наш ребенок не унаследует трон, но он родится в браке. Мы обязаны пожениться.

– Ты будешь меня ненавидеть, – сказала Ферн, а затем твердо, как тогда в оазисе, когда настояла, чтобы помогли бедуинской девочке, добавила: – Я больше не буду так жить. Ни за что.

Ее лицо исказилось страданием, и она отвернулась. В ее широко раскрытых глазах стояли слезы, но вздернутый подбородок говорил о готовности за себя постоять.

– Больше? – переспросил он с недоверием. Если не считать нынешнего упрямства, Ферн была вполне уступчивой. Да, он сейчас злился на нее, но как можно испытывать к ней настоящую неприязнь?

– Что ты этим хочешь сказать? Кто еще тебя ненавидел?

– Мать, – глухо ответила она, потупив взгляд. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, хотя сама она была бледная как полотно.

– Она забеременела в семнадцать лет. Родители выгнали ее из дома. Мой отец исчез. Она едва сводила концы с концами, обеспечивая меня.

– И винила тебя во всех бедах?

– Да, – ответила Ферн с грустью.

Она накрыла живот ладонями, словно защищая малыша, и подняла искаженное страданием лицо. У Зафира внутри все сжалось.

– Она вечно твердила, что страсть – это плохо, а я все равно провела с тобой ночь. Ты меня ненавидишь – ну и ладно, но осуждения я не вынесу, Зафир. Ребенок не должен расти в ненависти.

– Ферн… Ты думала, что я буду обвинять тебя в беременности?

– Но ведь ты явно злишься…

– Лишь потому, что ты скрыла это от меня!

– Я не должна была идти на поводу у страсти. Я ведь знала, что поступаю плохо.

Зафира вдруг осенило: все это время, пока он вспоминал, как самозабвенно она целовала его, как отдавалась ему, он забывал о чем-то гораздо более важном. «Мужчины за мной не бегают. Думаешь, я привыкла их отвергать?»

Зафир пересел в кресло напротив Ферн. Подавшись вперед, он с трудом удержался, чтобы не поправить выбившиеся завитки у ее лица.

– Ферн, ты забыла, что у ребенка есть не только мать? – тихо поинтересовался он.

Она мрачно ответила:

– Я знаю, что я натворила, Зафир. Я прекрасно помню, по чьей инициативе все произошло.

Ее лицо и шея горели. Она уронила лицо на ладони, словно воспоминания доставляли ей нестерпимые муки.

– Я собирался остановиться, – смело заявил Зафир. – Я знал о возможных последствиях.

Она покачала головой, не отнимая рук от лица:

– Вот до чего доводит беспечность!

– Так что мой ребенок – твое наказание? – испытующе спросил он.

Она вздрогнула и угрюмо посмотрела на него.

– Нет. Но… я знала, что делаю.

«Ни черта ты не знала», – подумал Зафир.

– Наверное, мы оба – насмешка богов и обречены наступать на грабли своих неразумных родителей, – сказал он и поморщился собственной неудачной шутке. – Мы сделали этого малыша вместе, Ферн. Не отталкивай меня, я готов взять ответственность за будущее этого малыша.

Ферн задумалась.

– Это все, что ты чувствуешь? – с вызовом спросила она, пытаясь задеть его за живое.

Как бы Зафир хотел предложить ей любовь. Он начал догадываться, что она, возможно, никогда не знала этого чувства.

– Потому что, если это лишь чувство долга… – продолжила она.

– Нет, не только это. Когда я впервые взял Тарика на руки, меня захлестнули невероятные эмоции. Я такого никогда не испытывал.

Он сжал руку в кулак, снова переживая то чувство, словно сердце готово вырваться из груди.

– Я хотел защитить его от всех невзгод и был невероятно горд, напуган и потрясен одновременно.

Человеку, привыкшему к силе и властности, было странно чувствовать себя уязвимым, но он научился воспринимать это как часть своей отцовской роли.

– Это мой сын, и я готов был сделать все ради него. И то же самое я ощущаю по отношению к нашему ребенку.

Выражение лица Ферн чуть смягчилось.

– Правда?

– Правда. Ты должна выйти за меня, Ферн.