Действительно, некоторое время Ферн боялась, что станет обижаться на своего ребенка за то, что он появился на свет в тот момент, когда она наконец-то освободилась от семейных обязательств. Но не потому, что она стремилась сделать карьеру или жить беззаботной жизнью. Ее мать, воспитывая дочь в одиночку, считала, что жизнь обошлась с ней несправедливо, и хотела, чтобы Ферн было об этом известно. Сама же Ферн понимала, что растить ребенка одной трудно, да, но это не редкость. Многие матери-одиночки успешно справляются. Да, она беспокоилась о будущем, но лишь потому, что забота о малыше всецело ложилась на ее плечи.
– Почти с той самой минуты, как я поняла, что беременна, я знала, что оставлю малыша, – тихо сказала она. – Но стоило мне взвесить все «за» и «против»… Мне казалось, будет нечестно навязывать тебе ребенка.
– То есть ты давала мне возможность уйти в кусты. Как любезно с твоей стороны.
Грубый тон Зафира задел Ферн за живое. Она пристально посмотрела на него.
– Я не эксперт в политике, но внебрачный ребенок не прибавит тебе популярности. Я делаю все возможное, чтобы никто не узнал…
– Ну разумеется, – съехидничал он. – Но я не мстить приехал, а заявить о правах на своего ребенка.
Сердце Ферн дрогнуло так, будто ее ребенок оказался в опасности.
– Ты что, не расслышал? Я не собираюсь его отдавать – даже родному отцу!
– Тогда тебе придется выйти за меня замуж, – провозгласил Зафир, будто это было так просто.
Нервы Ферн были на пределе, мысли разбегались… она не предполагала такого стремительного развития событий.
– Я…
Ее растревоженное сердце бешено заколотилось, на глаза навернулись слезы. Провести остаток жизни под прицелом его злых глаз?
– Не могу. Или это просто юридическая формальность? Я останусь в Англии, а ты…
– Нет, – перебил ее Зафир. – Ты будешь жить со мной и Тариком во дворце.
Все это было похоже на сказку, если не считать того, что ей отведена роль прислуги.
Ферн понимала, что сопротивляться его напору бесполезно: Зафир слишком самоуверен и бескомпромиссен.
Но он искренне хотел участвовать в жизни своего ребенка. Ее собственный отец сбежал, не поинтересовавшись даже полом будущего малыша. Ферн было приятно такое проявление отцовской заботы со стороны Зафира.
Только теперь Ферн начала понимать, почему ее мать чувствовала себя ущемленной в правах. Конечно, из-за ребенка ей придется многим жертвовать, но в целом, будучи матерью-одиночкой, она могла бы свободно распоряжаться своей жизнью. А с Зафиром придется идти на огромные уступки.
– Брак не вписывается в мои планы, – пробормотала Ферн.
– Так впиши его. Она покачала головой.
– Почему нет?
Мисс Айви, гремя чашками, внесла поднос в комнату, лишив Ферн возможности объясниться. В комнате царило напряжение, пока мисс Айви накрывала стол и разливала чай. Нарушая звенящую тишину, она сказала:
– Я, пожалуй, попью чай в своей комнате.
– Спасибо, – произнесла Ферн тихо. – Нужно объясниться с Зафиром – наедине.
Соседка Ферн была самой невзрачной женщиной, каких встречал Зафир. Маленькая, сутулая, с проседью в стриженых пегих волосах, с редкими гнилыми зубами и глубоко посаженными глазками-бусинами.
Удаляясь, она по-матерински коснулась плеча Ферн. Та в ответ накрыла ладошкой ее скрюченные пальцы, и женщины обменялись понимающими взглядами.
Когда двери закрылись, Зафир окинул комнату взглядом. В ней было что-то приятное, как в скромных старых квартирах, где старательно поддерживают уют. Стены украшали фото юношей и девушек: одни в мантиях и колпаках на вручении дипломов, другие – с наградами, вот кто-то машет рукой из кабины самолета, а вот кто-то стоит на подиуме.
– Кто эта женщина? – спросил Зафир.
– Учительница. Когда мне было девять, она пригласила меня в свой «Клуб тихонь». – Веснушчатое лицо Ферн порозовело. – Зафир, я просто хотела сказать…
Зафир почти не слушал Ферн. Он решил сосредоточиться на том, с каким достоинством она демонстрировала свой животик. Как же ему хотелось его потрогать! Ее тело равномерно округлилось: щеки, груди, бедра. Полнота ей очень шла.
Волосы Ферн отросли еще больше. Они почти обсохли после дождя и начали выбиваться из-под резинки на затылке. Ее кожа, как и прежде, напоминала крапинки корицы на сливочной пене. Когда они стояли под зонтом у ее подъезда, он почувствовал ее аромат, смешавшийся с дождем и ветром английских бурь, и это навеяло знакомые воспоминания.
Она была такая же, как и прежде, – даже лучше. И он вновь почувствовал, что она обладает чарующей властью над ним…
Но она не сказала ему про ребенка… Чего она боялась? Несоответствия его статусу и положению?
Ферн казалась несчастной.
– Ты можешь выбрать себе любую, зачем тебе я? – Она нервно прикусила губу. Пытаясь сохранить хладнокровие, она отвернулась и с грустью добавила: – Ты ведь не ради меня приехал.
– Нет, – признался Зафир, понимая, как жестока его откровенность.
Но чего она хотела? Что он признается ей в любви? У них был мимолетный роман, не более.