Искушение и соблазн

Но потом вдруг Энни влюбилась. Возлюбленным стал один из ее постоянных посетителей, и Энни принялась умолять мадам, чтобы та не посылала ее к остальным клиентам. Естественно, мадам это не понравилось, а как иначе? Она постоянно повторяла, что все, кто живет в ее доме, должны зарабатывать себе на хлеб. К несчастью, бедняжка Энни не настолько хорошо управлялась с иголкой, чтобы зарабатывать шитьем, как Софи. И мадам Эудора предъявила ультиматум — либо возлюбленный Энни платит столько, чтобы возместить убытки мадам, и тогда Энни переходит в полное его распоряжение, либо ей придется обслуживать и других клиентов.

Джентльмен, от которого Энни была без ума, как‑то ухитрился наскрести достаточно, чтобы взять ее на содержание. Мадам поселила Энни вместе с Софи, а освободившуюся комнату тут же заняла другая девушка, — мадам всегда была женщиной практичной. Теперь у Энни был только один клиент. Кто был ее таинственный возлюбленный, оставалось загадкой — Софи так ни разу его и не видела.

А потом Энни внезапно объявила, что беременна.

Мадам пришла в ярость. Кричала, что это несусветная глупость. Что Энни могла сделать головокружительную карьеру, найти богатого покровителя, а в один прекрасный день даже обзавестись своим домом и роскошным гардеробом. С ее хорошеньким личиком и изящными манерами ей бы ничего не стоило стать со временем известной куртизанкой. Пожертвовать всем этим ради любви? Немыслимо, считала мадам.

В глубине души Софи была согласна с ней. Что за жизнь ждала Энни? Как она будет растить ребенка, когда у нее нет ни гроша? Теперь она полностью зависела от щедрости своего возлюбленного, этого загадочного, вечно отсутствующего джентльмена. Софи не завидовала Энни — она знала, что никогда бы не согласилась на это. Собственно говоря, именно тогда она окончательно поняла, что должна как‑то изменить свою жизнь. И спустя какое‑то время Софи ушла от мадам Эудоры.

И вот, пожалуйста, можете полюбоваться, к чему это привело! Сначала ее чуть было не изнасиловал собственный хозяин, потом, чтобы остаться в живых, ей пришлось бежать, и вот теперь она лежит, накрыв голову стулом. Точнее, сразу двумя стульями, с горечью поправилась Софи. Трусиха!

Наконец, почувствовав, что изнемогает от любопытства, Софи осторожно выползла из‑под стула и встала на колени. На постоялом дворе и почтовой станции царила тишина. Казалось, в доме не осталось ни души — вероятно, когда прозвучал выстрел, посетители поспешили выскочить наружу, чтобы узнать, что происходит, предположила Софи. Она принялась озираться по сторонам, но так ничего и не увидела.

И не услышала тоже. Поднявшись на ноги, Софи на цыпочках подошла к двери, бесшумно приоткрыла ее и выглянула в коридор. Тут царил полумрак, единственным источником света была тускло горевшая на лестнице лампа. Софи насторожилась. Ей показалось, она услышала какой‑то звук… но что это было? Скрип ступенек? Чьи‑то шаги на лестнице? Девушка боязливо двинулась вперед, чтобы получше рассмотреть, что происходит.

И тут вдруг мужская ладонь закрыла ей рот. Софи и ахнуть не успела, как ее грубо схватили в охапку. Девушка была слишком испугана, чтобы закричать, — собственно говоря, она и не могла это сделать, — но принялась вырываться и даже попыталась лягнуть своего обидчика. И чего ей не сиделось под стулом, с горечью подумала она.

Первой мыслью Софи было, что это вернулся Линдли… однако это был не он. Каждое из пяти ее чувств просто кричало об этом. Линдли здесь не было — его вообще не было поблизости. А ведь он мог бы спасти ее, с упреком подумала Софи… или хотя бы разделить с ней участь, которую уготовил ей этот незнакомец. Но нет, она осталась одна. Опять одна.

И все же она не собиралась сдаваться. Но тут вдруг чьи‑то губы прижались к ее уху, и Софи застыла, словно пораженная громом.

— Chut, ma Fifi. Calme‑toi. Calme‑toi. C’est moi[2].

Софи онемела. Этот голос был ей хорошо знаком. Сколько раз она слышала эти слова! А это имя… только один человек на всем белом свете называл ее так!

Но это не мог быть он.

Он же умер!

— Папа? — невнятно пробормотала она, уткнувшись губами в его черную от сажи руку.

Он осторожно разжал руки.

— Oui, Fifi. C’est moi[3].

Потрясенная Софи не могла пошевелиться, так что он сам повернул ее лицом к себе. Прошло какое‑то время, прежде чем она смогла заставить себя поднять на него глаза.

«Отец! Это действительно он!»

— Но этого не может… Невозможно… Ты же…

Он снова зашикал.

— Со временем я тебе все объясню. А сейчас нужно спешить. Мы должны уйти отсюда. Немедленно.

— Но лорд Линдли…

Отец снова сжал ее плечи.

— Что он сделал с тобой, ma fille[4]?

— Ничего! Правда, ничего! Но, папа, кто‑то стрелял в нас и мисс…

— Да… слава Богу, они промахнулись, — перебил он прежде, чем Софи успела упомянуть о своей новой подруге. — Этот чертов Клеммонс, с которым ты связалась, тебе не пара, Фифи! Поверь мне на слово. Он привез тебя сюда не случайно — мерзавец хотел, чтобы Линдли тебя нашел!

— Но, папа, он не…