Искушение любовью

— Хмм… — Смайт подоткнул внутрь выбившийся из тряпичного мячика клок. — Ты писал мне, что она невероятно красива и умна. Полагаю, и добродетельна тоже. Если у нее действительно есть хоть капля мозгов, то я просто не представляю себе, в чем может быть причина отказа. Только не говори мне, что ее родители против. Достаточно будет напустить на них Эша — он их очарует.

— Ради бога, и ты туда же. — Марк закрыл лицо руками. — Почему все думают, что мое самое огромное желание — это взять в жены маленькую тихую девственницу?

— Даже не знаю, — сухо ответил Смайт. — Не из-за того же, что ты написал книгу о целомудрии, нет?

Сарказм. Этот стиль общения был привычен им как воздух. И именно в этом Марк сейчас нуждался — что-то знакомое с детства, за что можно ухватиться, отвлечься от гнева, ярости и глубокого, ноющего, неутолимого желания.

— Выяснилось, что Джордж Уэстон нанял ее, чтобы совратить меня. На самом деле она куртизанка. Не можем ли мы побеседовать о чем-нибудь еще?

— Ты попросил куртизанку стать твоей женой?

— Умоляю тебя, говори об этом поменьше.

Смайт надолго замолчал.

— Она… небезразлична тебе? — наконец спросил он.

— Я просил ее руки. Как ты думаешь?

— Это не ответ на мой вопрос. Ты просил ее руки — значит, она была небезразлична тебе. А я спрашиваю, как ты относишься к ней сейчас.

— Я не знаю. Откуда мне знать? Я представлял себе совершенно другого человека. Как я мог так ошибиться?

Смайт наклонился вперед и положил руку ему на плечо.

— Очень просто, — сказал он. Его голос и дружеское, теплое прикосновение немного успокаивали израненное сердце Марка.

Смайт был не из тех людей, кто выражал свои чувства через физический контакт. Он замирал, когда братья обнимали его, и обычно избегал любых прикосновений, кроме рукопожатия. И Марку было совершенно понятно почему. То, что сейчас Смайт поступил вопреки своим привычкам, означало, что дело показалось ему действительно серьезным.

Марк очень хотел, чтобы все произошедшее не коснулось брата. Несмотря на то что Смайт был старше, их выковали в одной кузнице. Смайт был наковальней, Марк — молотом. В детстве и юности они не раз ссорились, но, когда судьба наносила настоящий удар, они встречали его лицом к лицу.

Может быть, Смайт был прав. Может быть, все действительно просто. Ошибочное суждение.

Но насколько же ошибочное… Он хотел ее, да — но ведь ему приходилось желать женщин и раньше. Марк знал, что такое физическое влечение. Но в случае с Джессикой… Он хотел ее. Он хотел завоевать ее расположение. И ему казалось, что она поняла его, по-настоящему поняла, увидела, какой он на самом деле, со всеми достоинствами и недостатками. Поэтому он встретил не просто отказ. Он хотел узнать ее, не только ее тело, но ее всю.

А она не хотела узнать его совсем.

— Хотел бы я, чтобы все было так просто.

— Да конечно же это просто, — возразил Смайт. — Я точно знаю, почему ты так оплошал.

— В самом деле?

— Да. — Смайт похлопал его по плечу. — Потому что ты идиот.

Марк усмехнулся. Совсем слабо, но зато по-настоящему. Значит, жизнь после Джессики все же возможна. Ему только кажется, что его сердце разбилось на тысячи кусочков. Он выживет.

— Возможно, — ответил он. — Но знаешь — у нас это семейное.

Визитная карточка, которую Джессика так предусмотрительно сохранила, привела ее во второй этаж дома в Чипсайде, где располагалась квартира Пэррета. Молодая служанка впустила ее внутрь и проводила в какую-то полинявшую гостиную. Белая краска на стенах пожелтела, а коричневая обивка с течением времени превратилась в песочную. Даже деревянная мебель как будто выцвела. Джессика села на стул; он угрожающе скрипнул, хотя она была совсем легкой.

Она страшно устала. После ухода Марка они с горничной не спали всю ночь, собирая и упаковывая вещи, чтобы успеть к утреннему поезду. К рассвету чемоданы Джессики были уложены в экипаж, который доставил их на вокзал в Бате. Поезд, однако, опоздал, и Джессике пришлось провести на пропахшей дымом станции целых два часа.

Последние несколько монет, что у нее были, она истратила на билеты для себя и Мари. По прибытии в Лондон Джессика нацарапала коротенькую записку поверенному с просьбой дать девушке немного денег и предоставить самые лучшие рекомендации. Она знала, что скоро ей не понадобится горничная.

После путешествия все ее тело болело. Было странно думать, что простое сидение на одном месте может быть таким утомительным, но вагон сильно раскачивался взад и вперед, и непривычный шум никак не давал Джессике расслабиться и подремать. Но таким образом у нее было время все обдумать, и к тому моменту, как поезд въехал в Лондон, она уже знала, как будет действовать.

Она собиралась делать то же, что и обычно. Выживать.

Занавески в гостиной мистера Пэррета были подняты; из окна открывался вид на серую лондонскую улицу. Может быть, дело было не в полинявших цветах. Может быть, краски поблекли только для нее.

— О боже мой.

Джессика обернулась. В дверях, держась одной рукой за косяк, стояла маленькая девочка.

— Вы леди? — спросила девочка.