Искушение на Фиджи

Но ей надо побыть одной. Она не сумеет про двинуться вперед, если семья Массимо будет для нее важнее всего остального. Они будут постоянно напоминать ей о том, что она потеряла.

Оставалось надеяться, что они ее поймут и простят.

– Что ты делаешь?

Ливия повернула голову и увидела Массимо в дверях кухни. Он хмурился. Его костюм казался слегка мешковатым. Неудивительно, что Массимо похудел. Ливия сомневалась, что он полноценно питался с тех пор, как они покинули остров.

Она думала, он вернется в Лос‑Анджелес сегодня вечером. И удивилась, что он остался после смерти Джимми и даже был на его похоронах. Он до сих пор оставался со своими родителями. Ливии казалось, что Массимо сблизился с ними. Надо надеяться, он не отгородится от них снова.

– Прибираюсь на кухне.

– Тебе не стоило этого делать.

Она пожала плечами и уставилась в пол. Ей было слишком больно смотреть на Массимо.

– Я так хотела.

Массимо закрыл дверь и встал к ней спиной.

– Я хочу поблагодарить тебя.

– За что?

– За все, что ты сделала для моего деда. И за поддержку, которую оказала моей семье.

Ливия повела плечами, но он понял, что она хотела сказать: она не желала слушать его слова благодарности и не ожидала их услышать. Она сделала то, что считала правильным, и не могла поступить иначе.

Ему стало любопытно, догадывается ли она о том, как она изменила его на прошлой неделе.

Их последний разговор до того, как его дедушка умер, сильно обидел Ливию. Она раскрыла Массимо свое сердце и забыла о гордости, чтобы они могли спасти свое будущее. А он отверг ее и осудил любовь, которая у них была, и заявил, что за нее не стоит бороться.

И все же она здесь, рядом с ним, по‑прежнему оказывая поддержку, которую он когда‑то считал чем‑то само собой разумеющимся. Он принимал это как должное. Он так испугался собственных чувств, что забыл, как хорошо возвращаться домой и выговариваться восприимчивой Ливии, лежать в ее объятиях и наслаждаться, пока она массирует кожу его головы и плечи. Ошибки по работе, которые он допустил… Ливия в них не виновата. Но он наказал ее за преступление, которое она не совершала.

Он оттолкнул ее и с каждым днем все больше отгораживался от нее вместо того, чтобы обнять и сказать, что любит ее по‑прежнему.

После похорон Ливия присоединилась к скорбящим, ожидающим своей очереди, чтобы лично обнять Массимо, его сестру и их родителей. Пока она была рядом, Массимо казалось, что ему легче переносить горе.

– Когда ты едешь домой? – спросила она, нарушая тишину.

– Сегодня вечером.

– А что с твоим прототипом?

– Ничего. Я снова отложил тестирование до своего возвращения.

Она как‑то странно повела плечом, и вдруг Массимо выпалил:

– Поехали со мной!

Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом:

– Что‑что?

Он прижал затылок к двери, когда наконец осознал, что должен делать.

– Поехали со мной. В Лос‑Анджелес.

Она просто смотрела на него, приоткрыв губы, но не издавала ни звука.

– То, что я сказал на острове… Я имел в виду другое…

– Ты был так убедителен, – произнесла она.

– Я люблю тебя. – Сказав об этом, он почувствовал, как в его душе что‑то изменилось.

– Нет! – пронзительно крикнула она, напугав его.

– Ливия…

– Я не хочу это слышать. – Она закрыла уши руками и наконец встретилась с Массимо взглядом. Он увидел боль в ее глазах, и ему стало не по себе. – Я не желаю быть бальзамом для твоего горя.

– Дело не в моем горе. – Он не понимал, как мог быть таким слепым. – Я был…

– Я не хочу слушать твою ложь. – Ее плечи задрожали, она судорожно сглотнула, потом повернулась и взяла сумку с кухонного стола. – Уже слишком поздно. Я тебе не верю. И даже если бы я тебе поверила, все равно отказала бы. Я никогда не смогу снова доверять своему сердцу. – Она надела ремешок сумки на плечо и выпрямилась. На этот раз в ее глазах была пустота. – Мне пора идти.

У Массимо сдавило горло.

Он не признавал любовь, которую дарила ему Ливия, пока не потерял ее.

Шагнув в сторону, он позволил ей пройти к двери.

Она, не оглядываясь, вышла из кухни.

Вскоре ее шаги стихли, а единственным напоминанием о ней остался едва ощутимый аромат ее духов. У Массимо подкосились ноги, и он опустился на пол.

Обхватив голову руками, он глубоко вдохнул и принялся проклинать себя. Потом, не сдержавшись, врезал кулаком по ближайшему шкафу, и тот треснул.

Он поднес руку к лицу. Кровь текла по костяшкам его пальцев, но он не чувствовал боли.

Он чувствовал только одно: как его сердце разрывается на части.

Наконец‑то он понял слова своего дедушки о том, как надо жить.

Впервые с детства Массимо заплакал.

Он понял все.

Он осознал, что кровь в его жилах никогда не бежала так стремительно, как в присутствии Ливии. Она возрождала его к жизни. Она вернула его в семью. Она подарила радость и любовь его холодному сердцу. Она осветила ему путь и вытащила его из тьмы, в которой он так долго жил, не осознавая этого.

В конце концов до него дошло, что можно жить в тепле ее любви, а можно умереть в холодной тьме.