– Как и мои пациенты, – устало отозвалась дотторесса Руберти. – Что они мало пьют и курят и едят по шесть рисовых зернышек в день. – Она посмотрела комиссару в глаза. – Это одна из причин, почему я не выношу лукавства. Вы понимаете?
– Понимаю. – Брунетти не удержался и добавил: – Но не знаю, поверю ли вам.
Этой ремаркой он надеялся спровоцировать ее – напрасно.
– Я не лгу, комиссарио, хотя иногда и хочется. Временами это упрощает жизнь.
– Если так, – Брунетти уже следовал этим новым правилам и говорил что думает, – это очень редкое качество.
Лицо дотторессы смягчилось.
– К несчастью, Туллио Гаспарини тоже не умеет лгать и поступать нечестно. Он пришел ко мне и прямо сказал о том, что намерен делать.
Расспрашивать об этом было рановато, и Брунетти поинтересовался:
– Как вы поняли, что он не лжет?
– Опыт. Часто люди, особенно те, кто смертельно болен и знает об этом, перестают лгать или теряют к этому интерес, или больше не видят такой необходимости. Так что с годами я научилась узнавать симптомы правды наряду с болезнями.
– А синьор Гаспарини? – спросил комиссар.
– К сожалению, он так и не научился понимать себе подобных, поэтому не поверил мне, когда я попыталась с ним поговорить. – Женщина потерла правую щеку – скорее всего, привычка, помогающая думать. – А может, это потому, что он всю жизнь работает с цифрами и плохо знает людей?
– Что он вам сказал, дотторесса? – спросил Брунетти.
– Прежде чем ответить, комиссарио, – произнесла она, – могу я поинтересоваться, как вы на меня вышли?
Брунетти не видел причин юлить и лгать, что нашел адрес в интернете. Вместо этого он сказал:
– Я узнал о вашем взаимодействии с доктором Донато и решил с вами поговорить.
– О взаимодействии? – повторила дотторесса Руберти с некоторым облегчением. – Как деликатно вы выражаетесь, комиссарио!
Она впервые за все это время улыбнулась, и Брунетти подумал, что когда-то эта женщина была хорошенькой – пока жизнь не измотала ее проблемами, которые она была не в состоянии решить.
– Пожалуйста, расскажите, как вы с ним познакомились, – попросил Брунетти.
– Это произошло много лет назад, когда я зашла к нему в аптеку, чтобы поговорить о некоторых своих пациентах. Я попросила его обязательно давать им письменные указания, когда и в какой последовательности принимать лекарства, и напоминать, что в этот листок надо заглядывать ежедневно.
– Разве этого нет в рецепте? – спросил Брунетти.
В ее взгляде прибавилось холода и твердости.
– Комиссарио, ну, подумайте сами! Если пациент принимает ежедневно шесть препаратов или, скажем, десять, ему трудно запомнить, когда и что пить. Я попросила доктора Донато составить для каждого схему приема. И все.
– И он согласился?
Дотторесса Руберти чуть помедлила с ответом и наконец произнесла:
– Я убедила его это сделать. Сказала, что многие мои пациенты уже очень немолоды и рассеянны и им необходима эта помощь.
– И он согласился?
– Да.
– А ваше сотрудничество? – спросил Брунетти, не делая особого упора на последнем слове.
– Оно началось несколькими годами позже.
Дотторесса задумалась, как водитель на развилке – куда свернуть?
– Вы выросли в Кастелло? – спросила женщина, и комиссар спохватился – ведь разговор велся не на венециано. Видя его удивление, она сказала: – Ваш акцент, комиссарио.
– Да, в детстве я там жил, – сказал Брунетти. – Сам я своего акцента уже не слышу, но, конечно, он никуда не делся.
– Что-то всегда остается. – И, как будто он попросил объяснений, дотторесса Руберти добавила: – Мой отец работал преподавателем сценической речи в театре Гольдони и научил нас вслушиваться в слова.
Она немного помолчала, глядя в окно.
– Раньше я об этом не задумывалась, но, наверное, отчасти и поэтому знаю, когда люди говорят правду. Это ясно по голосу.
В силу профессии Брунетти узнал это довольно рано, но промолчал.
– Речь шла о докторе Донато, дотторесса, – напомнил он.
– Да, конечно. Простите! Видимо, я просто тяну время. – Женщина села ровнее. – Вы венецианец, поэтому знаете, как мал наш город.
Брунетти кивнул.
– А значит, все, что я говорю, легко проверить. Мало что можно утаить в маленьком городке. – И после продолжительной паузы она произнесла: – Несколько лет я была замужем, потом развелась. У меня сын с ментальной и физической инвалидностью. Я – врач, поэтому знаю, как тяжелы эти повреждения и какое существование его ждет. Но я также имею представление о его… социальных перспективах.
– Мне очень жаль это слышать, синьора, – сказал Брунетти.
Дотторесса Руберти снова улыбнулась.
– Спасибо, комиссарио. – Она всмотрелась в его лицо. – То, что я говорю вам это… Я не пытаюсь вызвать жалость. Вам просто следует это знать.
Брунетти снова кивнул.