Искушение злом

Ей нравились яркие краски и блестящие вещи. Она часто надевала три блузки, одну поверх другой, но забывала, что первый предмет одежды любого человека – трусы. Энни навешивала на запястья звеневшие в такт песням браслеты и забывала мыться. После смерти ее матери, а тому уже двенадцать лет, о ней никто не заботился, не готовил ей домашнюю еду и не следил за тем, чтобы она ее съела.

Но Эммитсборо беспокоился о своей репутации. Каждый день кто-нибудь из женского клуба или городского совета подъезжал к ее ярко раскрашенному трейлеру, полному тараканов, чтобы передать что-нибудь съестное и посмотреть, что она еще сюда притащила со всех окрестных свалок.

У Энни было сильное и крепкое тело, как бы восполнявшее слабость рассудка. Волосы у нее совершенно поседели, но лицо оставалось розовым, как у младенца. Наверное, благоприятно сказывалось действие свежего воздуха – Энни ежедневно, независимо от погоды, проходила несколько миль, таская за собой холщовый мешок. Ее часто можно было увидеть около кафе «У Марты», возле почты и застывшей перед той или иной витриной.

Она прогуливалась вдоль дороги, напевая и бормоча себе под нос, осматривая землю в поисках предметов, зачем-то ей совершенно необходимых. Она обходила окрестные поля и заглядывала в лес. У Энни хватало терпения простоять час, наблюдая, как белка грызет орехи.

Она была счастлива, и улыбка не сходила с ее лица. Сумасшедшая Энни много чего видела.

Например, в глуби леса было одно интересное, но страшное место. Расчищенный круг, а на окружающих его деревьях вырезаны разные изображения. Там же имелась яма, из которой иногда доносился запах паленой шерсти и мяса. Первый раз она попала туда ночью. Той самой ночью, когда ее мама уехала. Тогда Энни отправилась искать мать и забрела в лес. Там она пошла на огонь и увидела такое, что даже ее неразвитый ум воспринял как кошмар. После этого она несколько недель очень плохо спала, хотя раньше засыпала в ту же минуту, как щека касалась подушки. Правда, потом детали страшных воспоминаний стерлись.

Она запомнила лишь странные видения – это были человеческие фигуры с головами животных. Потом кто-то кричал. Но вспоминать это Энни не хотелось, так что она всегда начинала петь и думать о чем-нибудь другом – приятном.

Ночью она туда больше не ходила, но днем подчас заглядывала. Иногда ей этого даже хотелось, словно тянуло на это место. И сегодня тоже потянуло.

– Пойдем мы дружно все к реке! – пела она всю дорогу и продолжала голосить, когда, волоча за собой мешок, решила вступить в круг. – Прекрасной, прекрасной ре-е-е-ке!

Энни, хихикая, поставила ногу на край круга, как перебарывающий страх ребенок. Шорох листьев отвлек ее, и она обернулась. По поляне стрелой пронесся заяц.

– Не бойся! – крикнула она ему вдогонку. – Здесь никого нет, кроме Энни. Здесь никого нет! Здесь никого нет! – пропела она, двигаясь к середине круга. – Пришла я в сад одна, пришла, пока с роз роса не сошла-а-а!

«Самые красивые розы были у мистера Кимболла», – подумала Энни. Он иногда срезал для нее цветок и предупреждал, чтобы она не поранила палец о шипы. Но теперь мистер Кимболл мертв. Его похоронили. Как маму.

Охватившая ее на мгновение тоска была подлинным человеческим чувством. И очень острым. Но она быстро прошла – внимание Энни отвлек дятел.

Потом она села на траву за пределами круга. В мешке у Энни был завернутый в вощеную бумагу сэндвич, который ей дала утром Элис. Ела она аккуратно, осторожно откусывая маленькие кусочки. При этом сумасшедшая что-то напевала, бормотала себе под нос и разбрасывала крошки – пригодятся птицам. Завершив трапезу, она ровно сложила бумагу пополам, затем еще раз пополам и убрала в мешок.

– Не сорить, – пробормотала Энни фразу, которую часто слышала от окружающих. – Штраф пятьдесят долларов. Мы не будем тут сорить и не будем штраф платить!

Она стала подниматься, и тут в траве что-то блеснуло. Энни протянула руку и раздвинула листья.

– Ой! Какая штучка! Симпатичная, – она разглядывала тонкий белый браслет. – Симпатичная-я-я!

На браслете было что-то нарисовано, похоже на буквы, но читать Энни не умела.

КАРЛИ

– Что упало, то уже мое. Симпатичная штучка, – радуясь находке, она нацепила браслет на запястье.

– Эту девочку никто не видел, шериф, – Бад Хьюитт положил фотографию Карли Джеймисон на стол Кэма. – Я показал снимок всему городу. Если она прошла через Эммитсборо, то умудрилась сделать это незамеченной.

– Хорошо, Бад.

– В парке была драка. Я разнял придурков.

– Молодец! – Кэм оторвался от бумаг. – Кто и что не поделил?

– Чип Льюис и Даг Барлоу сцепились из-за какой-то девчонки. Я отправил их по домам, а предварительно дал по подзатыльнику.

– Можно было дать по два.

– Потом на углу меня поймала миссис Атертон.

Рафферти поднял бровь.

– Жаловалась на мальчишек, которые опять катаются на скейтбордах по площади. А еще она сказала, что сын Найта трещит на мотоцикле. И…

– Я все понял, Бад.

– Еще она мне поведала, что в город вернулась Клер Кимболл. Миссис Атертон говорит страшные вещи. Гараж у Клер забит всякой ерундой, а на кухне нет ни одной чашки.