Сила зла над человеком особенно сознается при стремлении к добру по любви к нему, когда человек не только внешне следует, но соуслаждается закону Божию, когда он стремится не только к добрым делам, но и ко внутренней чистоте. При такой любви к добру сила зла, как скорбь от непроизвольной страсти, постигается во всей её глубине. — Да и вообще страсть доставляет человеку скорби всякий раз, как борьба со злом выходит из пределов обольщения. Помимо непосредственной борьбы с страстью, как с обольщением (помимо
Во всех этих сочетаниях скорби от страстей служат также искушением для человека, но это уже отличное от обольщения искушение веры. Различие состоит в том, что обольщение влечет человека упиться злом, как сладостью; а в скорби от страстей влечения являются ограничением для свободной воли человека и вызывают в нем желание переступить эту ограниченность или путем такого удовлетворения страсти, в котором сказалось бы самоволие человека, иначе — путем удовлетворения природной потребности незаконными средствами, или же путем отрицания тех естественных потребностей, к которым приурочиваются страсти [195]
. Отсюда эпикурейство с его предписаниями о наилучшем пользовании страстями и стоицизм с его требованием подавлять законные потребности природы; отсюда в христианстве сектанты, или отрицающие естественный закон во имя духовной свободы, или уродующие самое естество, чтобы ограничить его потребности, отсюда в наше время противоположные учения Ницше и Толстого [196]. — Искушением же собственно для веры скорби от страстей являются потому, что и, побеждая, скорби от страстей прежде всего колеблют веру, и побеждается искушение от них верою в возможность явления богосыновного достоинства во всякой ограниченности.