Легко отсюда видеть, что скорби от страстей имеют такое же значение для человека, как и соблазн от внешних страданий: то и другое служит испытанием веры. Поэтому–то о значений соблазна и скорби от страстей в святоотеческой и аскетической письменности обычно говорится нераздельно и одинаково. „По любви, пишет св. Исаак Сириянин, какую святые показали к Богу, потому что страждут за имя Его, — сердце святых приобретает дерзновение взирать на Бога непокровенным лицом и просить Его с упованием. Велика сила дерзновенной молитвы. Потому попускает Бог, чтобы святые Его искушаемы были всякою печалию, — потому что вследствие искушений приобретают мудрость. — Ибо только тогда (познают немощь естества и помощь Божеской силы), когда Бог, удержа сперва силу свою от содействия им, приводит их в сознание немощи естества, трудности искушений, лукавства вражеского, и того, каким облечены они естеством, и как были охраняемы Божескою силою, сколько возвысила их божия сила, и сколько бывают немощны в борьбе со всякою страстью, если удаляется от них эта сила, так что приобретают из всего этого смирение, приближаются к Богу, начинают ожидать Его помощи и пребывать в молитве. И откуда бы заняли все это, если бы не приобрели опыта о многом худом, впав в сие худое по Божию попущению, как говорит Апостол:
В силу такого своего значения скорби от страстей так же, как и страдания от міра, необходимы для человека по божественной воле. Самые страсти и похоти порождены грехом, но чтобы они были скорбями для человека, на это есть воля Божия.
Как одинаковые по своему значению с соблазном от страданий, скорби от страстей обнимаются с ним в одном понятии искушений веры, иначе говоря, религиозных искушений.