Искушения и искусители. Притчи о великих

Jazz, jazz, jazz, why did you bring trouble to me?
Yes! Jazz, jazz, jazz, why did you bring trouble to me?
O Death, please sting me and take me out of my mystery.

И я просыпаюсь. Дернуло, остановилось. Станция. Ночь. Куда я еду? Внизу толстая баба, везет из деревни, где дремлет ее детство, свою мать. Забрала старуху оттуда, где осталась земля, в которой лежит ее старик. Из единственно годного для нее места. Что ей делать в негодном? А ничего уже не соображает, где она, куда, зачем, почему. Она все спит, сморенная, как червячок, спит, подсунув ладошку под щечку, шевелит губами, с готовностью пытается подвинуться, когда проходишь мимо. Взглянет круглыми выцветшими глазами и возвращается в свое нетутошнее забытье.

За окном черные птицы вдруг проносятся, листают крыльями по стеклу. Кошмар какой-то. Ночная птица Еристань… Полночный клик полночных стай… Свет бьет в окно, стоим около фонаря.

Старушка снизу слабо начинает звать: Мария! Мария! Мария! Пожар! Горит где-то, свет в окне большой!

— Это станция, в вагоне мы, едем, — терпеливо отвечает толстая дочь.

— А куда мы едем?

— На Север.

— А зачем? Зачем мы едем?

— Да ко мне едем. Бедненькая ты моя. Спи, не плачь.

А вы говорите, любовь. Какая ж любовь, когда все они умерли?

Соло контрабаса

Бабушки перед закатом.
Крытые зеленым бархатом,
Управляющие матриархатом,
Горбоносые,
Произносящие «л», как «уа»,
Лечащие в Мацесте
Зябнущее серебряное тело.
Выпивающие себя
Как меркнущее вино.

Бабушки из Кривоколенных переулков

С ртами, как пучок перьев райской птицы,
В лихих горжетках из нафталина,
Мурлыкая гусарские варианты посвящений,
Пляшущие на тротуарах,
Рассказывающие перед лицом трамваев об опасностях
супружеской жизни,
Пьющие всеисцеляющий самоприготовленный напиток
Из альфа-токоферола ацетата с каплями Зеленина
В трех частях с посещением
Публичных заведений.
Гонимые ветром.

Бабушки тщетные,

Носящие узлы рук
На параллельных земле поясницах.
Оставляющие клады,
Скопленные из пятаков,
Завернутые в желтую газету,
Перетянутую ниткой,
С надписью: Маньке — 1,5 тысц.

Но самые сумасшедшие бывают старухи,

Приносящие на станцию сухофрукты,
Вслепую высушенные, в серых мешочках,
Тех, что тихо лежат повсюду,
В ближайших клозетах,
Незаметно сунутые в угол,
Осенний дар проезжающим внукам.
Бабушки,
Которые кланяются и кланяются увозящему внуков вагону,
На случай, если внуки вздумают обернуться.
Бабушки, которых не видно и обернувшись,
Потому что за ними закатное красное солнце,
Забытые Богом,
Но не солнцем,
Пропитавшем мазутными пятнами
Ворсистые доски.
Пылью, лежащей на лопухах,
И растворимым кофе августовских ночей,
Бабушки, приснившиеся ночью.
Невыметенная из углов паутина.
(Свист)

Соло рояля

Моление о чуде