Искушения и искусители. Притчи о великих

Может быть, они и будут это вспоминать, скорее — нет. Забудется. Исчезнут подозрительность и ненависть к гостям, потому что они научатся видеть в них просто людей. И чужие беды станут им внятны так же, как собственные. Потому что, если повезет, будут жить они уже в другой жизни, в той, которой нам толком и не застать, а и застать — ею не пропитаться, слишком погрязли мы в мерзости. Только дай Боже этим детям спастись. Как-то тут меня затрясло, и зал, и его аплодисменты куда-то стали заваливаться вправо, и слабеть, и вовсе исчезли, и я стал видеть новый сон.

* * *

Я видел происходящее как бы через глазок видеокамеры. Будто бы мы (кто?) выпрыгиваем из какой-то машины и в темпе движемся в сторону огромного круглого здания лужниковского стадиона.

Дверь внутрь. Ее загораживают двое. Кто-то из идущих рядом тычет им в нос что-то вроде удостоверения, но рассмотреть им его не удается, их отбрасывают, и мы вбегаем в дверь, ныряем в мгновенную темноту: полосы света, длинный коридор, глаза привыкают. Раздевалка, душевая, пар, оскользающиеся голые люди, это пожилые женщины. Группа здоровья? Шарахаются при нашем проходе, пытаются закрыться, на объективе капли, он запотевает.

Мы движемся быстро. Несколько темных помещений, идем где-то под трибунами, над нами возникающий и гаснущий гул. Кладовка, ящики с бутылками, собранными после матча, старухи-сборщицы делят выручку, паника среди старух, мимо-мимо; еще кладовка, какая-то пара трахается на мешках, четыре белых остановившихся глаза, мимо; тьма, комната, где готовятся к выходу артисты, цыганский ансамбль, костюмеры с юбками, полуголые девчонки, на нас орут, но тут же лица всех, как и тех, что прежде, застывают, в глаза плещет ужас; коридор. Здесь мы слышим голос как бы в наушниках: «Третий, третий, я — первый! Доложите обстановку!» И уже отсюда хрипловатый, спокойный, не в ритм бегу: «Прошли тринадцатую, все нормально, освобождаем помещения».

Влетаем в тренировочный зал, каратисты разминаются. Задержка, нас не пропускают. Один в белом падает на колено: его оттолкнули, он разгибается медленно, входит в кадр, с ним еще двое, глаза спокойные, в них интерес, они готовы к драке. Но никакой драки, черные руки и ноги слева и справа от камеры вышибают каратистов из поля зрения страшными ударами, нога в ботинке пинком открывает следующую дверь, и мы уносимся в нее в том же темпе, позади оставляя крики и тяжелые удары. Тьма, свет, карлики, лилипуты, огромное количество собак, псовая охота, вой и лай, густо пошли дети, наряженные для маскарада, снова гримуборные, уже с рокерами, человек, курящий траву, завалившийся набок, отрешенный, нога в военном ботинке перекатывает его голову с боку на бок.

Лестница наверх. Огромное пространство стадиона. Здесь происходит какая-то грандиозная репетиция. Какого-то гала-концерта. На поле внизу подмостки, множество людей, ассистенты кричат в мегафоны, перегоняя толпы с места на место, мы проходим сквозь группу японцев, которые устанавливают здесь аппаратуру для запуска невиданного своего фейерверка ценой в полмиллиона, да-да, об этом писали, я вспоминаю, завтра же праздник, и центр его здесь. Будет правительство.

Сегодня ночная репетиция. Мы застреваем в японцах, что-то опрокидывается, они кричат, но ребята в черном их оттесняют, сбрасывая вслед какие-то штативы, мы движемся вниз, группа людей удивленно смотрит на нас. Кобзон, Лещенко, разговорники Петросян и Винокур, Алла Пугачева и Жанна Агузарова.

Хорошая компания. С ними человек с микрофоном, Юлий Гусман. Он постановщик этого шоу. Бешенству его нет предела, он кричит на нас, он машет запретительно пальцем перед камерой, он призывает артистов присоединиться к его негодованию, он воздевает руки к небу, он выходит из себя. Голос в наушниках: «Третий! Что вы там застряли? Дай ему по рогам!» Гусман получает страшный удар в лицо и катится по ступенькам.

Мы останавливаемся, камера снимает панорамой по краям огромную чашу стадиона, там на стенах у больших прожекторов контурами черные фигурки, над чашей плывет вертолет, неслышимый в стадионном гуде. В проходах между трибунами возникают водовороты, какая-то свалка, и вдруг все стихает, в проходах, как из небытия, образуются тяжелые боевые машины, поводя стволами, с них сыплются зелено-пятнистые люди с автоматами и, растянувшись цепью, сгоняют в центр рассеянных по полю людей, из проходов выгоняют артистов, каратистов, служащих, пожилых женщин в мокрых полотенцах, рокеров, карликов и собак.

Черная масса в центре поля сгущается, сверху по центру ударяют прожектора. И падает мертвая тишина. И над стадионом начинает реветь усиленный динамиками голос: «Всем сохранять спокойствие! Руки заложить за головы, встать на колени! Производится проверка документов!» Прожектора держат в скрещении стоящую на коленях толпу.