Искушения наших дней. В защиту церковного единства

Властолюбие выращивает в пасомых самый уродливый и отвратительный сервилизм — раболепие и человекоугодничество под маской смирения, что, собственно, является лишь обратной стороной властолюбия^[38]. Деспотизм и рабство произрастают из одного корня: и то, и другое — это бегство от ответственности и от бремени свободы. Поэтому такие лжестарцы очень склонны к репродуцированию себе подобных. Тем, кто идет следом, гораздо легче пойти на нравственный компромисс. Дорога, проторенная и укатанная ложью, уже не вызывает таких затруднений, которые были у первопроходцев. Так возникают ложные традиции и предание, которые на приходском уровне канонизируются и получают статус якобы общецерковных. И таким образом эта «доморощенная» традиция вовлекает в ложь все новых и новых людей.

Наиболее стойкой лжетрадицией является упорное непризнание некоторыми священниками невенчанного брака (вопреки церковным установлениям, признающим брак, совершаемый по гражданскому закону). Для оправдания этого новшества изобретено даже неслыханное в богословии понятие «блудный брак». Если принять эту ложь, то придется признать, что все христиане до X века жили в «блудном браке», поскольку венчание как церковное благословение на уже совершившийся брак между верующими людьми было введено только в IX веке…

У иных младостарцев в обычае стало отправлять духовных чад в глухие деревни (в больших городах, дескать, не спасешься), девушек и молодых людей благословлять исключительно на монашество (в миру, якобы, тоже не спасешься).

Появилась своеобразная «мода», особенно среди христианок: стремление обязательно иметь «старцев» в духовных руководителях. Это чревато созданием культа личности вокруг священника, разжиганием гордости («наш приход особенный, только у нас благодать»), искажением всей духовной жизни.

Вряд ли нормальной можно признать ситуацию, когда некоторые священники сквозь пальцы смотрят на новейшие рецидивы языческого сознания у своих прихожан (например, такие «обычаи», как изобретенный некоей «схимонахиней» чин «крещения» нерожденных младенцев, который является попросту антицерковным, употребление некоей «чисточетверговой воды» и т.д.).

А взять «традицию» послушания только своему батюшке, чье «мнение» возводится в культ. От одной прихожанки довелось услышать такую фразу: «Л мы с батюшкой Патриарха не слушаем, мы слушаем только старцев». Надо ли говорить, что при таком двойном стандарте послушания, когда общецерковные постановления представляются как нечто необязательное, от послушания ничего не остается? Такой человек сеет раскольнические настроения, а часто и отпадает от Церкви.

От имени всей Церкви

Свои собственные мнения младостарцы выдают за мнение Церкви, и многие им верят — убеждает пророческий пафос и приказной тон. Тон, а не логика, потому что эти мнения носят часто абсурдный характер. Так, например, один из таких «старцев» своему чаду, пришедшему у него просить благословения устроиться работать электриком, ответил:

— Ты что, как же я могу тебя благословить, электричество — это бесовская сила!

Другой такой «ревнитель–старец» (имеющий, кстати говоря, высшее светское, а также духовное образование) с ужасом в глазах выговаривал одному священнику, на колени которому забралась кошка:

— Что ты делаешь?! Зачем ты гладишь кошку? Разве ты не знаешь, что кошки «оттягивают» благодать? Ведь ты же священник!

Пришедший к, «сверхревностному» пастырю собрат в духе церковного учения скромно ответил:

— Я знаю лишь одно средство, «оттягивающее» благодать. Это — грех. А кошка^[39] - создание Божие.

«Ревностный», пастырь, разоблаченный в своей лжи простым аргументом, не нашелся, что ответить своему собрату.

В другой раз тот же священник запретил молодой женщине (духовному чаду) давать прописанные врачом ее больному сыну лекарства, содержащие железо. Свой запрет он объяснил тем, что «железо — это металл сатаны». И ребенок, страдавший тяжелой формой малокровия, чуть было не умер. К счастью, мать, переборов страх стать «предателем», пошла за советом к другому священнику, в достаточной мере обладавшему трезвостью и рассудительностью^[40]. Тот ничего не стал говорить о ее духовнике — он задал ей всего лишь два вопроса, которые полностью отрезвили смущенную женщину, не знавшую, как ей поступить:

— Из чего сделаны вилка и ложка, которыми пользуется ваш духовный отец за обедом? И каким копнем он совершает проскомидию?..

Мать вернула к жизни своего умирающего ребенка^[41].

«Страусиная позиция паствы»