Искушенные обманом

Мне тоже этого хотелось. А еще мне хотелось, чтобы она была моей мамой. По крайней мере, она никогда не причиняет мне боли и заставляет чувствовать себя комфортно. По крайней мере, я ей нравлюсь.

А маме – нет.

– Что тебе сказала эта шлюха? – спрашивает мама резким тоном, и я вздрагиваю. Мне не нравится, когда она так называет тетю Аннику.

– Ничего. – Голос у меня тихий.

Она топает ко мне, и я крепче сжимаю книгу, ожидая, как обычно, пощечины. Сколько бы она меня ни била, я никогда к этому не привыкну. Я ненавижу боль, которая приходит с этим, но больше всего я ненавижу то, что она не относится ко мне так, как большинство матерей относятся к своим детям.

Иногда я спрашиваю тетю Аннику, почему она не моя мать, и она только грустно улыбается.

На этот раз мама не дает мне пощечины, но хватает меня за рубашку и приподнимает. Вблизи она выглядит довольно пугающе. Как ведьмы из мультиков.

– Скажи мне, что она сказала, маленький ублюдок!

Я не могу дышать.

Это не первый раз, когда я не могу дышать. Мама обычно клала мне подушку на лицо, когда ловила меня плачущим, чтобы я перестал.

Вот почему я больше этим не занимаюсь. Вот почему я хочу привыкнуть к боли, чтобы не плакать.

Книга, которую тетя Анника купила мне, с глухим стуком падает на пол, когда я хватаю мамины руки своими маленькими, пытаясь их убрать.

– М-мама…

Выражение ее лица не меняется, когда она смотрит на меня сверху вниз.

– Ты думаешь, тебе больно, чертов ублюдок? Как насчет боли, через которую я прошла, чтобы родить тебя? Ты веришь, что я хотела незаконнорожденного ребенка? Я Доминика Алексеева, первая в своем классе в Гарвардской медицинской школе, и все же я пожертвовала собой. Вместо того чтобы прервать твое ублюдочное существование, я родила гребаное отродье твоего отца, чтобы он оставил эту суку. Но так ли это? Нет. В конце концов, она какая-то гребаная аристократка и имеет для него большую ценность, даже бездетная. Так что не сиди здесь и не думай, что ты имеешь в виду что-то, кроме как служить мостом между мной и твоим отцом. Ты мой сын, такой нежеланный, и ты не встанешь на сторону этой суки, или я убью тебя, черт возьми. Я закончу жизнь, которую дала тебе. Понимаешь?

Она толкает меня к стулу, и я делаю большой глоток воздуха, задыхаясь и хрипя. Дерево впивается мне в бок, и в руку вонзается шальная заноза. Крошечные капельки крови появляются на поверхности моей кожи, прежде чем соскользнуть на книгу. 

Я бросаюсь вперед, падаю на колени на деревянный пол и вытираю обложку «Щелкунчика» тыльной стороной ладони.

Мама вырывает книгу из моих пальцев.

– Мама, нет!

Она склонила голову набок.

– Она дала тебе ее, не так ли?

Я отрицательно качаю головой.

– Не лги мне. Она единственная идиотка, которая любит эту дрянь. – Лукавая улыбка красуется на ее губах, когда она открывает ее и поднимает руки, чтобы разорвать.

– Ты расскажешь мне, что она сказала?

– Я... она…

– Что?

Я не хочу, чтобы она порвала мою книгу, но и не хочу рассказывать ей о тете Аннике.

– Ну и ладно, маленький ублюдок.

– Нет! – Я бросаюсь к ней. – Она... она сказала, что мы поедем в отпуск.

Она поднимает бровь.

– В отпуск? Куда?

– В Россию.

Она смеется, ее идеальные белые зубы видны под красной помадой. Звук такой громкий, что мне хочется зажать уши обеими руками и больше не слушать ее.

– Ну-ну. Образцовая хорошая девочка планирует уехать. – Все еще сжимая книгу, она берет телефон и идет к камину.

Мама смотрит на книгу, бормочет.

– Мусор.– И бросает ее в огонь.

Я бросаюсь вперед, пытаясь вернуть книгу, но огонь уже съел ее. Слезы жгут мне глаза, и я бью маму по ноге.

– Ты сказала, что оставишь мою книгу в покое!

– Я солгала. А теперь помолчи. – Она отталкивает меня, и я падаю на пол рядом с ней. Жало заставляет меня вздрогнуть, но я быстро научился его скрывать.

Мама подносит телефон к уху и кладет руку на бедро.

– Планы изменились.… Да ... несчастный случай... сегодня ночью…

Повесив трубку, она поворачивается ко мне с торжествующей улыбкой, похожей на улыбку плохого парня.

– Наконец-то ты доказал, чего стоишь, маленький ублюдок.

– Ты позволишь мне навестить тетю Аннику в эти выходные?

– Нет.

– Но папа сказал…

– Твой отец больше не будет на ее стороне, Адриан. Потому что, сколько бы он ни оставался с ней и сколько бы мы с Анникой ни поклонялись у его ног, для него важен только один человек. Единственный человек, который продолжит его наследие. – Она склонила голову набок. – Ты.

Я встаю, встречаясь с ней лицом к лицу.

– Папа сказал, что я могу провести выходные с тетей Анникой.

– Ты больше не сможешь.

– Почему нет? 

Она наклоняется и шепчет мне в лицо.

– Потому что твоя любимая Анника наконец-то исчезнет.

– Нет… – Слезы текут по моим щекам. Все, о чем я могу думать, – это ее улыбка, даже грустная, объятия и то, как сильно она заботится обо мне. Она не может исчезнуть и оставить меня с мамой и папой.

– Да. Самое время ей это сделать. – Ее телефон звонит снова, и она улыбается. – Это было быстрее, чем я ожидала.