Искуситель

Снова начались просмотры газетных объявлений, обходы заводов и всевозможных бюро найма. Однако я уже не был желторотым новичком. У меня накопился двухгодовой опыт работы. Английским я, пожалуй, владел немногим лучше, чем в день приезда, но моя речь теперь меньше резала слух товарищей–рабочих. На сей раз мне с порога не отказывали. Я видел, что мою кандидатуру серьезно рассматривают, и если она отвергается, то по веской причине.

Первые дни поисков работы нанесли легкую царапину моему самолюбию, но не уязвили его. Я решил написать мистеру Стандишу. Передо мною — его ответное письмо. Я бережно хранил и храню этот документ, как пропуск, открывший мне двери ко всей дальнейшей карьере. Вот текст:

Дорогой Мистер Яковский!

Я огорчился, узнав, что Вы опять подыскиваете работу. Такое случается с каждым, и программа подготовки молодого специалиста требует, чтобы он понимал это обстоятельство и был готов к подобным непредвиденным случайностям.

Изредка я вижусь с Вашим дядюшкой, и он с восторгом показывает мне Ваши письма. Очевидно, Вы как нельзя более толково распоряжались своим временем. По–видимому, Вы обладаете силой воли, необходимой каждому, кто желает зарабатывать себе на пропитание в качестве инженера.

Более того, сторонкой я навел о Вас справки на заводе, где Вы работали. У высокого начальства удалось разузнать не многое, поскольку оно слишком далеко от начинающего юнца и может о нем даже не слыхать… Но есть у меня там знакомства среди рабочих, в частности, я знаю Ларса Густавсона: в мое время он был там наладчиком. Ларсу все не по душе, но о Вас он отзывается с ожесточенным неодобрением, которое, как я понимаю, равносильно самой высокой хвале.

Короче говоря, теперь Вы достаточно поработали на заводе и можете, не слишком преувеличивая, выдавать себя за опытного инженера. В таком случае, я могу помочь Вам несколько ощутимее, чем в первый раз.

Лет десять назад со мной работал Мордкей Уильямс. Это довольно толковый инженер, человек простой и грубоватый (родом с фермы из–под Нью–Йорка), но по–настоящему он развернулся в административной сфере техники. С тех пор он перешел в новоанглийскую кораблестроительную фирму «Олбрайт и сыновья». В финансовом отношении фирма терпела крах — затоварилась устаревшими изделиями, — и Уильямс успешно провел ее реорганизацию. Теперь фирма носит название «Уильямс и Олбрайт», и уж поверьте: то, что на первом месте стоит фамилия Уильямса — не просто случайность.

Контора фирмы находится в Бостоне на Атлантик–авеню. Был у меня записан точный адрес, но я его куда–то девал и теперь никак не найду; посмотрите в справочнике. В общем, я отправил Уильямсу письмо на домашний адрес, рассказал кое–что о Вас, дал понять, что Вы сейчас не у дел и могли бы пригодиться по научной части. Несколько лет подряд Мордкей мне жалуется, что в фирме нет первоклассного инженера–ученого, и просит подыскать им такого сотрудника. Для Уильямса все беды — оттого, что ученые не располагают заводским опытом, а инженеры не владеют теорией.

По–моему, сомнениям нет места: фирма возьмет Вас на работу. Поначалу Вам не приходится на многое рассчитывать: еле–еле хватит на трехразовое питание, да еще, пожалуй, раз в год — новый костюм и раз в неделю, в воскресенье — сигара. Зато с тех пор, как Мордкей перешел в эту фирму, она стала подходящим полем для продвижения способного молодого человека, к тому же Мордкей там за Вами присмотрит.

Хочу кое от чего Вас предостеречь. В Америке вновь прибывшим живется не сладко, иммигрантам армянского происхождения — не слаще, чем всем остальным. Вам на роду написано высоко взлететь, но часть пути к взлетной площадке придется преодолеть пешком, и незачем шагать с жерновом на шее. Смените фамилию, чтобы люди могли к Вам обращаться, не рискуя сломать язык. Ваш дядюшка перевел мне Ваши имя и фамилию как «Грегори, сын Джекоба». Как Вам нравится «Грегори Джеймс»? В конце концов, «Джеймс» — один из вариантов имени «Джекоб».

Горячо желающий Вам дальнейших успехов, искренне Ваш

Уолтер Стандиш.

Я высмотрел в справочнике адрес конторы «Уильямс и Олбрайт». Оказывается, она помещалась не на самой Атлантик–стрит, а на одном из отходящих от этой улицы старых волнорезов, в угрюмом гранитном здании. Внутри я обнаружил там своеобразную смесь современных суеты и энергичности (отнес на счет Уильямса) с атмосферой салемской конторы (должно быть, влияние Олбрайта).

Секретарша постучалась в дверь кабинета с табличкой «Питер Огастес Олбрайт–IV». Меня позвали внутрь, и я очутился лицом к лицу с высоким и сухопарым человеком за письменным столом; у человека были мохнатые брови, крючковатый нос, отлично сшитый костюм и сорочка с высоким воротничком — такое можно увидеть на ранних фотоснимках Вудро Вильсона и Франклина Рузвельта. Меня поразили в нем самообладание и собственное достоинство, которым противоречило то, что он бросал на меня взгляды искоса, словно не вполне был уверен в себе.

— Мистер… — Он взглянул на новехонькую визитную карточку, специально заказанную для поисков работы. — Джеймс, кажется? Чем могу быть полезен?