Искуситель

Надеюсь, поездка у Вас приятная, а Ваша встреча с Вудбери закончилась ко всеобщему удовлетворению. В конторе Вас поджидает уйма работы. Уотмен ждет не дождется Вашего возвращения.

С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш

Мордкей Уильямс.

И вот подоспела пора ехать к Вудбери. Его коттедж я разыскал на глухой окраинной улочке Борнемута. Сам Борнемут представляет собой фешенебельный городок для «высшего среднего» класса населения, городок отставных чиновников да полковников индийской армии. Но даже фешенебельные курьеры и фешенебельные жители нуждаются в обслуживании, а обслуживанием занимаются рабочие и ремесленники, и обслуживающему персоналу надо где–то жить. Коттедж Вудбери находился в рабочем районе, на задворках, почти за пределами городка, вдалеке от заманчивых кварталов, расположенных вдоль пляжей и на берегу моря. Этому каменному домишке неисчислимое множество ремонтов и перестроек придали неказистый вид.

Вудбери вышел встретить меня на порог. Он сильно постарел, поседел и ссутулился, но в нем сохранилась еще прежняя птичья настороженность, так впечатлившая меня при первой нашей встрече. Глухота его тоже прогрессировала, поэтому завязать с ним разговор было нелегко. На нем был чистенький, хоть и заношенный, костюм; жил он в полнейшем одиночестве.

— Вплоть до прошлого года ко мне ходила уборщица, но она разболелась и перестала убираться у чужих. Я пытался найти другую. Оказалось, это слишком дорого, теперь все по дому я делаю сам. Отсюда далековато до бакалейщика, и мне трудно приходилось с припасами. Но вот Билл Томас водит грузовик отсюда в Лондон и обратно. Каждое утро в восемь часов он проезжает мимо меня. Я с ним договорился: он доставляет мне молоко и продукты, вот мне и не приходится слишком уж часто вылезать из дому. А впрочем, вы не для того приехали, чтобы болтать о том, как организован мой быт. И навряд ли вы вновь приметесь улещивать меня, убеждая стушеваться ради мистера Домингеца и душевного покоя великой фирмы «Уильямс контролс». Вы слишком хорошо меня знаете, чтобы еще раз приняться за эти шуточки. Так зачем же вы сюда пожаловали? Только не говорите, что приехали просто от нечего делать или ради моих прекрасных глаз.

— Вы совершенно правы, — сказал я. — Мой приезд не бесцелен. Колумбийский судостроительный институт поручил мне как своему представителю посетить вас и лично вручить вам Фултонову медаль за выдающийся вклад в судостроительную технику.

Я извлек сафьяновую коробочку и показал медаль, сияющую на фоне малинового бархата.

— Вот она, — сказал я. — Для нумизмата не бог весть что, но и не так уж скверна. А главное — свидетельствует, каким почетом пользуетесь вы у конструкторов по нашу сторону океана. Одновременно вручается денежное вознаграждение в сумме 1000 долларов. Держите.

— Погодите, — возразил Вудбери. — Боюсь я американцев, даже дары приносящих. Что вы затеваете? Я–то думал, у вас хватит ума не соблазнять меня больше никакими предложениями, кроме как предложением признать меня единственным изобретателем аппаратуры, которую, к большей выгоде Домингеца, вы приписываете ему. Едва ли вы намерены принять мои условия и признать подлинные факты. Ведь тогда весь миленький заговор рухнул бы как карточный домик. Вы бы лишились всех прав, обманно заполученных с таким трудом. Но вы норовите откупиться от суда своей совести. Хотите одновременно быть подсудимым–взяткодателем и судьей–взяточником. И хотите, чтобы я помог вам протолкнуть эту сомнительную сделку. Нет, не выйдет. Придется вам реабилитироваться перед самим собой без моего участия.

— Но, мистер Вудбери, — взмолился я, — я ведь не утверждаю, что у меня руки чисты, и не прошу, чтобы вы одобряли все требования большого бизнеса. Но зачем же наказывать истинных своих друзей? В Колумбийском институте высоко ценят ваши труды. Там хотят вас почтить. Как организация институт абсолютно не причастен к переговорам или, согласен, интригам вокруг ваших изобретений по КИТ. Да и из отдельных его членов мало кто принимал в этих интригах участие как частное лицо. Я же здесь выступаю всего лишь как агент и представитель института. Справедливо ли это, мистер Вудбери, срывать на неповинных людях возмущение, которое вызывают в вас компромиссы других людей? Негодование ваше вполне понятно, но вы — слишком незаурядный человек, чтобы из–за него лишаться чувства справедливости.

Я чуть на плакал.