- Ну, Александр! - сказал он, помолчав несколько времени. - Хочешь ли ты и после этого узнать мою тайну? Если ты поступишь, как я, то тебя ожидают те же самые мучения, а если будешь смелей меня, то, может быть... Mer, нет!.. Прочь, искуситель, прочь!.. Я не хочу быть причиною его погибели! Странное дело! Мне не приходило в голову, что Нейгоф сумасшедший, я видел, что он не шутит, верил его словам и, вместо того чтоб отказаться от своего требования, еще настоятельнее принялся просить его. Говорят, есть люди, которые не могут смотреть на гладкую поверхность глубокой реки или озера, не чувствуя неодолимого желания броситься в воду, точно такое же обаяние свершалось и надо мною: я видел всю опасность, которой подвергался, а хотел непременно испытать ее. Магистр оставался долго непреклонным, но под конец, убежденный моими просьбами и обещанием, что я не употреблю во зло его тайны, он решил ся мне передать ее. Вынув из бокового кармана лоскуток бумаги и карандаш, Нейгоф написал на нем несколько слов. Отдавая мне эту бумажку, он сказал:
- Ты должен поутру прийти на покинутое кладбище, на котором давно уже не совершалось никакой церковной службы, там, оборотясь на запад, очерти два круга: в одном сожги эту записку, а в другом дожидайся появления духа, но только не забывай, что если ты не хочешь сделаться рабом его, то не должен выходить из круга, пока на ближайшей колокольне не начнется благовест к обедне, остальное зависит от тебя. Смотри, Александр! Не заплати дорого за свое любопытство, не засыпай беспечно на краю бездонной пропасти, а лучше всего... Но я не могу ничего сказать тебе более... он не дозволяет... он снова начинает шептать мне на ухо... Прощай! Нейгоф пустился почти бегом в гору, и через несколько минут его дрожки застучали по дороге, ведущей вон из села Коломенского. Я возвратился к моим товарищам.
- Куда ты пропадал? - спросил меня Возницын.
- Я прошелся немного по роще.
- Вместе с Нейгофом? - подхватил князь. - И верно, выпытывал из него тайну, как познакомиться с чертом?
- Вот вздор какой! Да разве вы не заметили, что он смеялся над нами.
- Кто? Антон Антоныч? О, нет! Он говорил пресерьезно! Не правда ли, Закамский?
- Я то же думаю, - отвечал Закамский. - Мистические писатели вскружили ему немного голову.
- Немного? Помилуй! Он вовсе с ума сошел.
- Да, подчас он походит на сумасшедшего, - прервал Возницын. - Замечали ли вы, господа, что Нейгоф иногда смотрит совершенно помешанным, озирается, вздрагивает, трясет головою и как будто бы с кем-нибудь разговари вает?
- Конечно, - продолжал Закамский, - он большой чудак и даже, если хотите, ипохондрик, но вовсе не сумасшед ший, он рассуждает обо всем так умно и становится стран ным только тогда, когда речь дойдет до чертовщины.
- Ну да! - вскричал князь. - На этом-то пункте он и помешан, у него именно то, что французы называют: une idee fixe (Навязчивая идея (фр.)). Слыхали ли вы про одного сумасшедшего, который исправлял в Бедламе должность чичероне, водил по всему дому посетителей, рассказывал им истории всех больных, которые в нем содержались, и говорил так умно, что посетители почти всегда принимали его за одного из начальников дома сумасшедших до тех пор, пока не подходили к одному из больных, который почитал себя Юпитером, тут их провожатый всегда останавливался и говорил им вполголоса: "Я должен вас предуведомить, что этот гос подин называет себя Юпитером и хочет попалить огнем всю землю. Да не бойтесь! Он точно Юпитер - это правда, но ведь и я недюжинный бог: я - Нептун и подпущу такую воду, что мигом потушу этот пожар".
- Куда ты девал нашего колдуна? - спросил Возницын.
- Он уехал.
- Да не пора ли и нам ехать? - сказал Закамский. Мы, помнится, князь, с тобою сегодня в театре?
- Как же! Сегодня играет Воробьева, а ты знаешь, я ей протежирую. Пожалуй, без меня никто не хлопнет, когда она выйдет на сцену.