Стрелка спидометра не дотягивала даже до разрешенных шестидесяти – мне не хотелось спешить, не хотелось обрывать нечаянное знакомство с прелестной девушкой.
Видеть напротив тонкий живой профиль, угадывать улыбку в полутьме салона, слышать нежный голос – от всего этого прибавлялось желания жить и подольше оставаться молодым.
– Дед у тебя получился просто здоровски, – оценила пассажирка, – прямо как у Рафаэля или Леонардо! Только без театральных поз, всё естественно, как остановленное мгновенье!
– Осторожнее, Лидочка! – из меня вылетел смешок. – Я же за рулем, а глаза зажмуриваются, как у довольного кота!
Девушка рассмеялась, и я тут же воспользовался моментом.
– Юрий Михайлович как-то предлагал мне написать твой портрет. И сейчас я понимаю, до чего же он был прав…
– Комплимент весьма замысловат! – смешливо фыркнула Лида.
– Попозируешь мне? – задал я прямой вопрос.
– По-по-зирую… – пропела девушка.
– В субботу? В обед, пока солнце?
– Ладно, ладно!
Проехав Крымский мост, я выбрался на Ленинский проспект, хотя в Замоскворечье почти не бывал. Прямая и широкая трасса будто взывала: «Гони!». Машина чуток ускорилась.
Фонари, витрины, фары рвали полутьму в салоне, свет и тени каждую секунду складывались иным узором, как в калейдоскопе. Вот качавшиеся лучи выбелили девичье лицо бледным сиянием, вот ударили сбоку, засвечивая няшный силуэт, вот скользнули по пышной волне каштановых волос, и пряди заиграли медью.
– Вон там я живу!
Я свернул направо, выезжая к «красному дому». Собравшись выходить, девушка задержалась и сказала неуверенно:
– Я собиралась к деду во вторник зайти… Может, тогда и попозирую?
– Было бы просто замечательно! – с жаром подхватил я. – Попробую тогда отпроситься с работы, чтобы солнце захватить.
– Договорились! – энергично кивнула Лида. – Сиди, сиди! Я сама.
Выйдя, она склонилась и помахала мне пальчиками. Я подождал, пока она не обернется у подъезда. Дождался – девушка взмахнула рукой, скрываясь за дверью. Всё, можно ехать. Я неторопливо разогнал «Волгу», полный драгоценных ожиданий – и тихой печали. Проводив Лиду, я еще горше прочувствовал одиночество.
Разделенные лесами, горами, морями… Какие, право, пустяки! Подумаешь, океан переплыть, хребет перевалить… А вы попробуйте одолеть полвека!
И тут зеркальце уловило тусклый свет фар «Москвича». Бледно-оранжевой масти. Я даже привычного холодка не ощутил, лишь сердце толкнулось сильнее, отвечая на каплю адреналина.
– Ла-адно… – протянул я в манере Бонда. – В догонялки, так в догонялки…
Страх во мне ожил, но какой-то несерьезный. Словно все происходило понарошку, на грани смешного недоразумения.
Самую малость добавив газу, я вырвался на Кропоткинскую. «Москвич» не отставал. «Волга» свернула в переулок и юркнула под арку, выкатываясь на просторный двор, взятый в скобку массивным трехэтажным домом. Дом-кронверк сквозил темным проездом.
Я резко взял влево, заезжая за трансформаторную будку, и заглушил мотор. Три удара сердца – по стальным воротам подстанции замели фары.
Оранжевый «Москвич» притормозил. Водителя я разглядеть не смог, но представил, как он сейчас вертит головой, высматривая преследуемый автомобиль. Не обнаружил – и ударил по газам, бросая малолитражку под своды второй арки. Мрачно разгорелись красные стопы – в пустой след.
«Все страньше и страньше… – повторил я Алисины мысли. – Чего он за мной катается? Чего для? Будь я шпионом – понятно. Вычислял бы явки, контакты… Но я-то не шпиён! Если за рулем тот самый тип, то кто он? И я ему зачем?»
Мерно заурчал движок «Волжанки».
«Домой, – мрачно подумал я. – Пока не вычислили…»
Глава 6
Радостей в жизни не так уж много, и сон – одна из них. Кто не согласен, тот не прав! Встаешь всю неделю спозаранку, и вот она, суббота!
Обычно по выходным я сплю до девяти, но сегодня побил рекорд – встал в десять. Ну, как встал… Повалялся вволю, и медленно, поэтапно вернулся изо сна в явь. Сижу на диване, потягиваюсь, босыми ногами ворс коврика мну, портретами на стенке любуюсь…
Комнатка моя за пару месяцев обрела не просто жилой вид, но, пожалуй, и стиль. Я начал с того, что повесил новые занавески, выкрасил дверь в глубокий серый цвет, модный в тридцатых, и даже переклеил обои. Это был настоящий подвиг – лепить шпалеры со стремянки! А я до того раздухарился, что и паутину смел с потолка, и фреску облупленную отреставрировал, и даже люстрочку прицепил.
Этот позванивавший антиквариат из благородного богемского стекла достался мне всего за пять рублей – купил у хмельного дедка на базаре. И еще с одной синенькой расстался, когда старый предложил мне несессер с бритвой «Золинген». Видать, раскулачил дед какого-то штурмбанфюрера на фронте, а мне просто деваться некуда. Мочи нет терпеть истязание «безопасной» бритвой! Живодерские лезвия «Нева» стругают и скоблят мою непривычную кожу, избалованную станочками «Жиллет». Честное слово, легче топором побриться!