Ивовые ветви запутались в ее волосах, а под плащом на ней были те же желтые и зеленые лохмотья, что и на мне. Взгляд, который она бросила на меня, был полон усталой печали, но не без облегчения. Она будет свободна после этой ночи. Ее лошадь была цвета свежесрубленного дерева, с гривой и хвостом, в которых смешались все красные, зеленые и золотые цвета осени.
Она подъехала к собравшимся и остановилась с треском, резким и внезапным, как ломающиеся ветки. Оглядела нас, спросила: «Кто здесь наездники?»
«Охота Слепого Майкла, которая сметает ночь», — в унисон закричали всадники.
«Кто здесь Наездники?» — напряжение было слабым, но оно было.
«Дети, которые захотят присоединиться к нам, дети, которых мы завоевали, выторговали и украли.»
«Для кого мы ездим верхом?»
«Слепой Майкл, который ведет и любит нас.»
«Для кого ты ездишь верхом?»
«Для самой охоты. Охота, поездка и ночь.»
Акация с отвращением вздрогнула. Я была уверена, что это не входит в сценарий.
«Когда вы будете ездить сегодня вечером, ваш господин поедет с вами, — она натянула поводья, сливаясь с толпой, и я видела, как она посмотрела на меня, добавив, — пусть Оберон поможет нам всем.»
Слепой Майкл выехал из той же темноты, которая вдруг показалась еще темнее. Его доспехи были из слоновой кости, отполированные до зеркального блеска, а его конь был огромным и черным до кончиков стальных копыт. Я пыталась убедить себя, что это всего лишь иллюзия, что он всего лишь еще один первенец, но было слишком поздно. Его слава обрушилась на меня, растворяя меня в нем.
Он остановил лошадь перед нами, благосклонно улыбаясь. Мне хотелось подбежать к нему и поклониться, моля о его любви, его внимании, его благословении. Часть меня знала, что это всего лишь чары, но это не имело значения. Он был моим Богом, таким же древним и ужасным, как небо, и я принадлежала ему, чтобы оскорблять его, так как он считал нужным. Я все еще не могла пошевелиться, и эта крошечная, умирающая часть меня была рада. Скоро он получит мою верность. Я не должна была отдавать ее ему, пока он не заберет у меня все.
«Дети мои, — прогрохотал он, — одолжите мне ваши глаза,» — его слова были моими заповедями. Закрыла глаза, бормоча заклинание, которому меня научили, пока я ждала в тумане. Почувствовала, как мое зрение распадается на части, и когда я открыла глаза, то увидела переделанный мир. Каждый Охотник видел моими глазами, а я-их. Слепой Майкл был верен своему имени, но он нашел способ обойти свою слепоту: он видел своих детей насквозь. Каждого из нас.
«А теперь дети мои, поохотимся», — сказал он и, улыбнувшись, развернул коня и пустил его галопом, распахнув перед собой темноту, как занавес. Всадники последовали за ним, таща за собой плененных детей. Они протиснулись мимо меня, и я обнаружила, что двигаюсь назад, к задней части стада. Мои мысли прояснились, когда Слепой Майкл отъехал еще дальше, давая моему измученному здравому смыслу шанс закричать. Он не был хорошим. Он был сумасшедшим.
Я не очень-то контролировала свое тело, но, возможно, у меня достаточно сил, чтобы спрыгнуть с лошади. Если я упаду достаточно сильно, им придется оставить меня; мне придется ждать, пока он снова уедет, чтобы попытаться убежать. Я напряглась, готовясь упасть — и проходящий всадник положил руку мне на спину, подталкивая меня вперед. Слишком поздно. Все мои шансы сбежать исчезли, погасли, как и свеча. Игра окончена.
Дорога уходила в темноту, вспышки пейзажев мерцали вокруг нас, как рождественские гирлянды. Мы ехали не в реальном месте. Мы двигались между миром людей и летними землями, время от времени прорываясь из темноты в места, которые я помнила. Мимо проносились доки, неоновые вывески, туристы и запах соли; покрытый паутиной лес, наполненный колеблющимися огнями фей; Кастро, ревущая танцевальная музыка и толпа тел. Сцены быстро менялись, исчезая прежде, чем происходило осознание.
Мое разбитое зрение увеличивало странность пейзажа, общие перспективы заставляли меня чувствовать, что я смотрю на мир через призму. Отдельные точки зрения сливались воедино, пока мы ехали, превращая мир во что-то более глубокое и дикое, чем все, что я видела раньше. Все это было не правильно не естественно, но я знала, что так и будет, когда поездка закончится и Слепой Майкл возьмет меня в жены. Оберон, помоги мне. Мы приближались к концу нашего путешествия, я чувствовала это в воздухе, и каждый шаг приближал меня к нему. Если я уже заблудилась, то почему до сих пор так боюсь?
Мы вернулись в мир смертных и помчались по знакомой мне улице: через центр парка «Золотые Ворота», по обеим сторонам которой тянулись беговые дорожки и спутанная листва. Мимо проносились пикси, крошечные точки света, которые не нарушали темноты. Я никогда не видела такой ночи. Она была слишком нереальной и наполовину нарисованной для человеческого мира, слишком твердой и горькой для волшебной страны. Никогда не видела такой ночи… но я никогда раньше не ездила с сумасшедшим Изначальным. Это был мир Слепого Майкла.