Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

Лукас ван Лейден. Лот с дочерьми. Ок. 1520

Второй текст однажды прозвучал в Сорбонне: «На берегу моря поставлен шатер, а перед ним сидит Лот в своих доспехах, с бородой изумительного рыжего цвета; он смотрит на то, как вокруг прохаживаются его дочери, – смотрит такими глазами, как будто присутствует на пирушке публичных девок… можно подумать, что у них никогда не было иной цели, помимо желания очаровать своего отца, послужить ему игрушкой или орудием. 〈…〉 В левом углу картины, немного в глубине, вздымается головокружительной высоты черная башня, у подножия которой громоздятся скалы, вздымаются заросли, пролегают извилистые дороги… Одна из этих дорог в определенный момент отделяется от того нагромождения скал, сквозь которое она пробиралась, пересекает мост, – и в конце концов приемлет луч того тревожного света, что берет свое начало посреди облаков и беспорядочно освещает собой всю местность. Море… предстает до крайности спокойным, если соотнести его с тем клубком огня, что вскипает в уголке неба. Получается так, что под градом частиц искусственного света, под ночной бомбардировкой звезд, взрывов, солнечных разрядов мы вдруг видим, как в этом галлюцинирующем свете, рельефно выступая на фоне ночи, глазам нашим предстают определенные детали пейзажа: деревья, башня, горы, дома, чье освещение и появление остаются в нашем сознании неразрывно связанными с идеей этого звучащего разлома; и нельзя яснее выразить это подчинение различных аспектов пейзажа огню, явившемуся с неба, нежели сказав: даже обладая собственным светом, они, несмотря на это, остаются тесно связанными с этим огнем, оставаясь как бы его отдаленными отражениями, как бы живыми метками, порожденными тут только для того, чтобы он мог проявить всю свою разрушительную силу. Впрочем, в том способе, каким живописец изобразил этот огонь, есть нечто пугающе энергичное и тревожное, – тут есть как бы некая стихия, еще подвижная и пребывающая в действии, но остановленная в своем выражении. 〈…〉 Этот огонь (а никто не станет отрицать того ощущения разумности и злобности, которое от него исходит), благодаря самому своему неистовству, служит для сознания противовесом вещественной и тяжелой прочности всего остального. 〈…〉 Язычок земли… оставляет довольно места для небольшой бухты, где, по всей видимости, произошло необычайное морское бедствие. Корабли, переломившиеся пополам, не сумевшие даже пойти ко дну, опираются на поверхность моря, как на подпорки, позволяя расползаться во все стороны выдранным с корнем мачтам и искореженному рангоуту. 〈…〉 Мы покривили бы душой, сказав, что идеи, порождаемые этим холстом, вполне ясны. Но во всяком случае, они наделены таким величием, от которого давно уже отучила нас живопись, умеющая лишь живописать, – иначе говоря, вся живопись последних нескольких столетий»[440].

Текст из Книги Бытия послужил около 1520 года сюжетом для небольшой картины молодого нидерландского живописца Лукаса ван Лейдена «Лот с дочерьми», находящейся в Лувре. Второй текст посвящен этой картине. Он взят из лекции французского театрального режиссера Антонена Арто, которая в машинописной записи была озаглавлена «Живопись».

Описание Арто не вполне совпадает с тем, что видим мы. Скорее всего, Арто описывал картину по памяти: сверяться с репродукцией значило бы гасить творческое воодушевление. Одна за другой в его воображении возникают темы сексуальности, становления, рока, хаоса, чудесного, равновесия, наконец, тема бессилия слов. Арто превозносит «в высшей степени материальную и анархичную картину» Лукаса ван Лейдена как пример бесполезности слов в зрелищных искусствах. «Эта картина и есть все, чем должен стать театр, коль скоро он сумеет заговорить присущим ему языком», – утверждает он[441].

Издержки этой своевольной интерпретации окупаются тем, что, вопреки убеждению знатоков творчества лейденского мастера, режиссер-сюрреалист увидел в его юношеской картине не мастерство повествования[442], а нечто иное, действующее на зрителей гораздо сильнее: феноменальную способность этого художника создавать образы, магически вовлекающие вас в суть тем, волновавших его самого.

Нельзя сказать, что такой способ воздействия вовсе не был знаком нидерландским живописцам до Лукаса ван Лейдена. Медитативная живопись XV столетия, нацеленная на восхождение от чувственного к сверхчувственному, обладала умением загипнотизировать зрителя мистическим видением, усыпить все его способности, кроме одной – способности созерцать это видение, стоящее перед ним во всей полноте истины, добра и красоты. Но Лукас в лучших своих работах не предлагает вам готовых смыслов. Есть в них нечто недосказанное, загадочное. Как показал Арто, они втягивают вас в работу по угадыванию формообразующей мысли художника. Они устроены так, что вы вольны и не заметить их. Но вам не удалось пройти мимо, значит магия Лукаса начала действовать – и тогда вы уже не уйдете, пока не обсудите вместе с ним какие-то вещи, важные для вас обоих.