Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

Кеннету Кларку, например, было бы интересно обсудить с автором «Лота с дочерьми» свою мысль о том, что «иконографию создают эстетические устремления, а не наоборот», ибо он был убежден, что популярность этого безнравственного сюжета во времена Лукаса ван Лейдена была вызвана «широкими возможностями, которые он открывал для использования самых сильных световых эффектов»[443].

Лукас ван Лейден. Автопортрет. Ок. 1514

Автопортрет, написанный Лукасом около 1514 года, – одно из тех его произведений, которые наделены энергией вовлечения зрителя в высшей степени. Не зная, когда он создан, можно разве что по одежде художника догадаться, что перед нами картина XVI столетия. Щегольской черный берет и белоснежная плиссированная сорочка – знаки того, что Лукас, как любой другой мастер той поры, дорожил причастностью к добропорядочному бюргерству родного города. Однако суть этого портрета в ином. Лукас не ищет способов осчастливить потомство своим мемориальным образом. Этот автопортрет, первый в северонидерландской живописи, написан художником для себя. Беглость исполнения для того времени необыкновенная[444]. Сидя перед вами вполоборота, человек внезапно бросает на вас взгляд – и все, что вы сможете сказать о нем, вмещается в этот единственный миг встречи ваших глаз. Глядя на лицо, написанное рыжевато-коричневыми тонами, с отсветами от красного фона, – смышленое, скуластое, со вздернутым носом и слегка вывороченными ноздрями, большим, низко прочерченным ртом, толстой нижней губой и маленьким подбородком, – вы находитесь под гипнотическим воздействием глубоко посаженных темных глаз. Лукаво поднятые углы рта и озорные складки берета, под которыми словно бы скрываются рожки сатира, не дают вам сразу осознать, насколько этот взгляд серьезен. Есть в нем некая шутовская мудрость. Этот человек существует между двумя пожизненными амплуа: с одной стороны, сословная благопристойность, с другой – способность осмеять любые ее основания. Кажется, его ум всегда свободен, всегда глядит со стороны на любой предмет, всегда занят вопросом: «Что это такое, что я вот сейчас изображаю?» Как будто ни у одного сюжета, за который он берется, нет ни устоявшейся формы, ни заранее определенного смысла. Автопортрет Луки Лейденского – вопрос к себе самому и к вам: каким надо быть художнику? Скорее он разрушает, чем закрепляет в вашем сознании идеальный образ, запечатленный ван дер Вейденом и Госсартом в картинах, изображающих другого Луку – патрона живописцев.

Дюрер, который мечтал познакомиться с лейденским мастером, увидев его в Антверпене в 1521 году, «так изумился, что у него пресекся голос и остановилось дыхание (так сильно он был поражен малым ростом Луки по сравнению с его великим и славным именем), но потом он сердечно его обнял»[445]. Сохранился портрет Лукаса, рисованный гостем из Нюрнберга. Сравните его с автопортретом Лукаса, и вы увидите, что немецкий мастер, из лучших побуждений польстив нидерландскому коллеге, сделал его облик стандартно-благообразным.

Познакомившись с Лукасом по автопортрету, вы уже не окажетесь в полной растерянности перед его новшествами. «Библейские и евангельские темы он трактовал с необычайной свободой, не заботясь о соблюдении установившихся традиций. По самой сути своего творчества он был далек от узкорелигиозной интерпретации сюжетов. Библия была книгой, в которой содержались интересные, живые занимательные рассказы, а не религиозные догмы. Именно поэтому он так часто обращался к Ветхому Завету, в противоположность своим современникам, которые предпочитали Евангелие»[446]. Последний тезис примем с оговоркой: сюжеты произведений (если не говорить о рисунке и гравюре) определялись не художником, а заказчиками. Заказывая Лукасу картину на любой ветхозаветный сюжет, они могли быть уверены, что у этого живописца она получится интереснее, чем у любого другого.

Лукас любил показать момент события, предшествующий кульминации, когда все, кажется, еще может сложиться иначе. Главный мотив иногда не без труда отыскивается где-то вдали, тогда как внимание перехватывают околичности, выведенные на передний план.

Благодаря своему дару выявлять в общеизвестных сюжетах новые тематические перспективы Лукас стал в голландской гравюре величайшим предшественником другого уроженца Лейдена – Рембрандта. Сын живописца, «он еще девятилетним мальчиком выпускал в свет превосходно и тонко исполненные на меди гравюры собственного измышления»[447].