Искусство и наука

152. Но среди этих символических шуток великих мастеров ничего не может быть прекраснее картины Рейнольдса, изображающей маленькую английскую принцессу со своим жесткошерстным терьером. Он приложил все усилия, чтобы показать бесконечную разницу и в то же время благодатную гармонию человеческой и низшей природы. Имея в виду нарисовать голубоглазую[70], нежную девочку, он изображает ее полное личико совершенно круглым, с широко раскрытыми глазами, потому что кто-то пришел, кого она не знает. Но она удивлена, а не смущена, как и подобает принцессе. Рядом же с этим нежным, чистосердечным ребенком Рейнольдс поместил щетинистую, задорную собачку. Вместо широко раскрытых глаз, перед вами только темные пятна среди волос, где, вы знаете, должны быть глаза терьера, достаточно проницательные, если бы вы могли их видеть, и, несомненно, смотрящие на вас, но без удивления, не так, как смотрят глаза ребенка. Дело в том, что терьер тотчас же составил о вас свое мнение, нашел, что вам тут нечего делать, свирепо заворчал и зарычал, не отступая, однако, от хозяйки и не ускользая из-под ее руки. Вы имеете, таким образом, полный контраст между грацией и истинной прелестью ребенка, не думающего о вас дурного, и немилосердной тупостью природы в собаке, которая думает о вас только дурное. Но достоинство и доверчивость собаки выражены не менее ясно; она, очевидно, играет в глазах девочки роль подушки, но менее, чем роль товарища по играм, – запустив с любовной доверчивостью свою ручку в жесткую шерсть товарища, ребенок уже наполовину решился ей покровительствовать: тут и ребенок готов защищать собаку и собака ребенка во всякое время и при всех превратностях судьбы.

153. Изысканность, с какой живописец приложил весь свой талант в композиции, его уменье владеть кистью, вся его опытность в способах выражения, – когда требуется завершить сопоставление, – все это не может быть объяснено до мелочей; но первые шаги его науки могут быть намечены легко; без особенного труда вы можете видеть, как однородная большая масса белого противопоставлена суровой массе серого; как лицо ребенка помещено против света, чтобы ни малейшая тень не могла уменьшить блеска, делающего ее, как в арабских сказках, «принцессой, подобной полной луне», как в этом блеске губы и глаза нарисованы густой, яркой краской, между тем как только едва заметному лучу мысли дозволено потревожить спокойствие этих глаз – (глаза терьера были бы достаточно ярки, если бы вы могли их видеть, и сверкали бы постоянно неглубоким огнем, но глаза принцессы думающие, а не сверкающие); как хорошенькая, но не совсем удобная шляпка обрамляет изящное, кроткое личико, представляющее контраст с грубой, лохматой головой собаки; как свободная грация нежного тела покоящейся ноги и круглой шеи сопоставлена с неловко подобранными короткими лапами и стремительным поднятием нетерпеливых плеч менее благородного существа.

154. Рисуя все это, сэр Джошуа обдумывал и видел все, что есть лучшего внутри и во внешности живых существ; все, что есть истинно собачьего и истинно детского в их душе и теле. Абсолютною верностью внешнего вида и внутреннего состояния он владел безукоризненно, но одно ни на минуту не интересовало его, – это их кости.

Вы предполагаете, что при рисовании этой картины все время художника занимала мысль о том, какой вид имеет череп собаки сравнительно с черепом ребенка? Для него же самыми существенными фактами были те, о которых череп не дает никаких понятий, а именно, что у девочки маленький несколько плоский нос, а у собаки он выдается вперед и черный. Вы можете анатомировать всех мертвых собак, доставляемых водами Лондона, и не заметить, как блестит кончик носа терьера, а между тем, как живописец, вы только это и обязаны знать; что же касается до положения и приемов животных, то все четыре доктора, вправлявшие недавно лапу Бестля, после того как он выпрыгнул из окна второго этажа, чтобы облаять волонтеров, не могли указать сэру Джошуа, как изобразить припавшего терьера, готового цапнуть, или как нарисовать руку ребенка, лежащую на его шее в полном, но не бессильном покое.

155. Итак, сэр Джошуа не думал и не заботился об анатомии, рисуя эту картину; ну а если бы он обратил на нее внимание, принесло ли бы это ему вред? Вы легко можете заметить, что конечности ребенка нарисованы не с той точностью, с какой они были бы воспроизведены Мантеньей, Дюрером или Микеланджело. И неужели некоторые из их знаний не содействовали бы совершенству картины? Я могу точно показать вам, какого рода влияние имело бы их знание.