Читаем Искусство и наука полностью

В вашей первоначальной серии я поместил две самые замечательные гравюры Дюрера, герб с черепом и Мадонну, увенчанную ангелами; чтобы яснее показать вам, какие качества имеются и каких недостает в этой последней картине, я увеличил при помощи фотографии голову и поместил ее в вашей справочной серии. Вы найдете, что череп понят превосходно и изящно выгравирован, но что лицо и понято, и выгравировано плохо. Никто из изучавших череп так тщательно, как это сделал Дюрер, не может хорошо нарисовать лица, потому что понятия о костях постоянно неуместно навязываются ему, и, стараясь отделаться или отрешиться от них, он искажает лицо. Там, где черты лица резки и характерны, он может освободиться от впечатления; но при округленных контурах женских лиц он никогда не в состоянии освободиться от мысли о черепе, и даже при своей обычной работе чаще рисует кости и волосы, чем лица.

156. Я мог бы дать вам более определенные, но чрезвычайно неприятные доказательства того вреда, который происходит от слишком основательного знакомства с анатомией человеческого лица, но предпочитаю с этой же целью лучше рассмотреть с вами череп и голову орла, который уже многому научил нас.

Вот легкий эскиз черепа золотого орла. Вам, может быть, захочется иногда сделать этот рисунок отчетливее для уяснения механического расположения костей, окружающих, например, глазные впадины; но не думайте, что, нарисовав это хотя бы миллион раз, вы сумеете, наконец, нарисовать самого орла. Напротив, это почти несомненно воспрепятствует вам заметить главное на голове орла – выступ лба. Главная особенность орлиного глаза заключается в том, что он смотрит вниз. Для защиты глаза от раздражения солнечным светом, он помещен под треугольным навесом, который составляет самую характерную особенность внешнего вида этой птицы. Крючковатым клювом своим он не отличается существенно от попугая, а отличается, повторяю, особенностями глаз. Но этот выступ не отчетлив на черепе, и анатомы так мало обращают на него внимания, что вы можете просмотреть все наиболее совершенные труды по орнитологии, найти в них орлов, нарисованных со всякого рода расчлененными черепами, с когтями, ключицами, грудною костью и зобами, но не найти ни одного бедного сокола, нарисованного с соколиными глазами.


157. Но есть еще и другой чрезвычайно важный пункт на голове орла, хотя и с ним ознакомиться череп не поможет нам. Человеческий череп имеет в трех пунктах существенные погрешности: отсутствие глаз, отсутствие носа и отсутствие губ. В черепе же орла недостает только глаз и губ, потому что у него нет носа достойного упоминания; его клюв есть только продолжение его челюстей; но он имеет губы очень достойные упоминания, которых череп его не проявляет. Недостаток их заметен на человеческом черепе: «Здесь были губы, которые я целовал так часто»[71], – но у орла недостаток их заметен еще более, потому что он отличается от других птиц своим орлиным глазом и своими собачьими или почти собачьими губами; у него мясистый губоцветный рот, с постоянной гримасой на нем.

Так что, если вы будете достаточно внимательно всматриваться не в череп его, а в него самого, то усвоите понятие Эсхила, свойственное греческому духу, – πτηνὸς κύων δαφοινὸς αἰετός[72]; затем, если вам нужно будет узнать, как он пользуется своим клювом, как орудием, отличающимся от зубов собаки, то возьмите рисунок из соколиной охоты Средних веков, и вы увидите, что кусок мяса становится для него тряпкой, вещью легко разрываемой – διαρταµήσει σώµατος µέγα ῥάκος[73]. Точное понятие об этом даст вам сокол, которого я заимствовал из служебника четырнадцатого столетия, пользующегося особенной любовью мистера Кокса.

Теперь просмотрите с начала до конца все ваши книги по естественной истории и удостоверьтесь, найдете ли вы хоть один рисунок, со всей его анатомией, который бы познакомил вас с орлиным глазом, с его губами и особенностями его клюва настолько, чтобы дать вам возможность понять вышеприведенные две строки из Эсхила; затем взгляните на этого греческого орла на монете и пизанского, изваянного из мрамора, и вы уже не станете больше сомневаться, что лучше смотреть на живых птиц, чем резать их на части.

158. Итак, анатомия – предполагаю, что вы признаете теперь то, что я, конечно, докажу вам окончательно, – не поможет нам нарисовать правдивую внешность вещей. Но, может быть, она дает нам более полное понятие об их природе?

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука