Искусство и религия (Теоретический очерк)

Художественные средства и приемы, использовавшиеся в средневековом культовом искусстве, определялись не чисто эстетическими моментами, а прежде всего потребностями церкви. Именно этими потребностями определялся в значительной мере символический характер художественных образов в культовом искусстве. Символ, как известно, есть разновидность знака. Так же как и любой другой знак, символ выступает в процессе познания в качестве своеобразного заместителя реальных предметов, процессов и явлений. Однако, в отличие от иных знаков, символ обладает нередко частичным сходством с обозначаемым объектом. В качестве символов тех или иных объектов берутся в ряде случаев образы животных, растений, явлений природы или продуктов деятельности людей, в которых усматриваются сходные черты с символизируемым предметом или обнаруживается какая-либо ассоциативная связь с ним. На эту особенность символов справедливо указывал в свое время Гегель. Он писал: „Льва, например, берут, как символ великодушия, лисицу - как символ хитрости, круг - как символ вечности, треугольник - как символ триединства… Символ, взятый в этом более широком смысле, является не просто безразличным знаком, а таким знаком, который уже в своей внешней форме заключает в себе содержание выявляемого им представления…" [1].

[1 Гегель. Эстетика. М., 1969, т. 2, с. 14-15.]

С другой стороны, символ отличается от образа того или иного предмета или явления, который в сознании человека воспроизводит чувственно воспринимаемые особенности отображаемого объекта. Символ не обязан воспроизводить все или даже главные свойства объекта, который он обозначает. Для него достаточно обнаруживать хотя бы некоторое сходство с представляемым предметом или вызывать определенные ассоциации. Наконец, символ, в отличие от чувственного образа (восприятия, представления), может обозначать и реально несуществующий, иллюзорный объект, если реальность его признана господствующим мировоззрением.

Таким образом, гносеологическая природа символа делает его наиболее удобной формой „изображения" сверхъестественных иллюзорных сущностей в религиозном сознании вообще и в религиозном искусстве в частности. В отличие от других знаков, символ не имеет четко фиксированного, жесткого, однозначного соответствия с представляемым объектом. Поэтому символ божества, по мнению богословов, не означает реального изображения бога, символ бога выступает, по выражению одного из отцов церкви, как его „неподобное подобие". В отличие от реалистического художественного образа, символ не обладает непосредственным сходством с символизируемым предметом, он его „обозначает", но не отражает. Все эти особенности символа сделали его важнейшей художественно-гносеологической формой, используемой чрезвычайно широко в культовом христианском искусстве. Символ в нем выступает как своеобразный посредник между миром земным, естественным и сверхъестественным, „горним". В. В. Бычков справедливо считает поиск такого посредника, т. е. конкретно-чувственного аналога потусторонней, божественной сущности, основой всего творческого метода византийской эстетики [1] (и - добавим мы - религиозной эстетики вообще). Один из основных защитников иконопочитания, Иоанн Дамаскин (VIII в.) писал: „Иконы суть видимое невидимого и не имеющего фигуры, но телесно изображенного из-за слабости понимания нашего" [2].

[1 См.: Бычков В. В. Византийская эстетика, с. 144.]

[2 См. там же, с. 138.]

В этом высказывании достаточно ясно сформулировано богословско-гносеологическое обоснование необходимости символа как посредника между земным и „небесным" миром. Еще более четко эта идея прослеживается у Псевдо-Дионисия Ареопагита (V в.), который писал, что „уму нашему невозможно подняться к невещественному подражанию и созерцанию небесных иерархий иначе, как через посредство свойственного ему вещественного руководства, полагая видимые красоты изображением невидимой красоты, чувственные благоухания - отпечатками духовных проникновений, вещественные светильники - образом невещественного озарения… короче - все о небесных существах сверхблагопристойно передано нам в символах" [1].

[1 Цит. по: Бычков В. В. Византийская эстетика, с. 123]