Читаем «Искусство и сама жизнь»: Избранные письма полностью

В этом смысле я выполняю свои обязательства, как любой другой. Возможно, я смогу вернуть все, что потратил, так как считаю потраченное взятым если не у тебя, то у семьи, и поэтому я уже написал сколько-то картин и напишу еще. Это означает поступать так же, как поступаешь ты. Будь я рантье, моя голова была бы свободнее, чтобы заниматься чистым искусством, сейчас же я довольствуюсь верой в то, что, усердно трудясь, можно продвинуться вперед, даже не думая об этом.

Вот нужные мне краски:

3 изумрудно-зеленых

2 кобальта

1 ультрамарин большие тюбики

1 свинцовый сурик

6 цинковых белил,

5 метров холста

Благодарю за сердечное письмо и крепко жму руку тебе и твоей жене.

Всегда твой Винсент

779. Br. 1990: 781, CL: 594. Тео Ван Гогу. Сен-Реми-де-Прованс, воскресенье, 9 июня 1889

Дорогой Тео,

большое спасибо за присылку холстов, красок, кистей, табака и шоколада, которые дошли в хорошем состоянии.

Я был очень рад, так как слегка томился по работе. Вот уже несколько дней я выхожу из лечебницы, чтобы работать в окрестностях.

Если я правильно помню, твое последнее письмо было от 21 мая, с тех пор я не имел от тебя новостей, и только г-н Пейрон[311] сказал, что получил твое письмо. Надеюсь, вы с женой чувствуете себя хорошо.

Г-н Пейрон намерен отправиться в Париж, чтобы посмотреть выставку, и тогда навестит тебя[312].

Что у меня нового? Мало что. Я работаю над двумя пейзажами (холсты 30-го размера) – виды, открывающиеся среди холмов.

Один – сельская местность, которую я вижу из окна спальни. На переднем плане – пшеничное поле, колосья побиты и прижаты к земле после грозы. Стена-ограда, а за ней – несколько серо-зеленых олив, хижины и холмы. Наконец, в верхней части картины – большое бело-серое облако, тонущее в синеве. Пейзаж крайне прост, и колорит тоже. Это будет пара к поврежденному этюду со спальней.

Если стиль изображенного предмета полностью согласуется с манерой его изображения, не это ли делает произведение искусства первоклассным?

Вот почему домашний хлеб, если говорить о живописи, особенно хорош, когда он написан Шарденом.

Возьмем, к примеру, египетское искусство; что делает его таким необычным – разве не то, что эти безмятежные цари, спокойные, мудрые и кроткие, терпеливые, добрые, кажется, и не могут быть иными? Вечные земледельцы, поклоняющиеся солнцу. Как я хотел бы увидеть египетский дом, сооруженный на выставке архитектором Жюлем Гарнье, – выкрашенный в красный, желтый и синий цвета, с садом, разделенным на клумбы правильными рядами кирпичей: обиталище людей, которых мы знаем только в виде мумий и гранитных изваяний.

Но вернемся к нашему вопросу: итак, египетские художники, обладая верой, опираясь в работе на чувство и интуицию, выражают все эти неуловимые вещи: доброту, бесконечное терпение, мудрость, безмятежность – всего несколькими искусными изгибами и чудесными пропорциями. Повторю: если изображенный предмет согласуется с манерой его изображения, произведение искусства становится стильным и первоклассным.

А потому служанка на большой фреске Лейса, гравированная Бракемоном, становится новым произведением – как и маленький читатель Мейсонье, когда его гравирует Жакмар, – поскольку манера гравировки и предмет изображения нераздельны.

Я хотел бы оставить у себя этот этюд со спальней, и если ты вышлешь мне его вместе с холстами, свернутым, я его перепишу. Сперва я хотел его дублировать, не веря, что смогу сделать заново. Но с тех пор в моей голове все успокоилось, и теперь я вполне способен переписать его.

Среди вещей, которые делает человек, всегда есть одна, самая прочувствованная или желанная, которую он хочет оставить себе во что бы то ни стало.

Когда я вижу картину, заинтересовавшую меня, то всегда невольно задаюсь вопросом: «В каком доме, комнате, углу комнаты, у кого она была бы на своем месте?»

Например, картины Хальса, Рембрандта, Вермеера будут у себя дома только в старинном голландском жилище.

А импрессионисты… опять же, как интерьер остается незаконченным без произведений искусства, так и картина, если она не составляет единого целого с изначальной обстановкой, созданной в ту же эпоху. Не знаю, что с импрессионистами – превосходят они свое время или уступают ему.

Одним словом, есть ли души и интерьеры домов, которые значительнее того, что выражает живопись? Я склонен в это верить.

Я видел объявление о выставке импрессионистов, имена которых – Гоген, Бернар, Анкетен и другие. Поэтому я склонен верить, что образовалась новая секта, такая же непогрешимая, как уже существующие. Ты говорил об этой самой выставке? Что за бури в стакане воды!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное