«Искусство и сама жизнь»: Избранные письма

большое спасибо за твое последнее письмо. Очень рад, что вы с Йо хорошо себя чувствуете. Я часто думаю о вас двоих.

То, что ты говоришь о публикации цветных литографий с текстом о Монтичелли, очень интересно. Это доставило мне живейшее удовольствие, было бы очень любопытно когда-нибудь увидеть их. Надеюсь, там воспроизведен в цвете букет, который есть у тебя, – с точки зрения цвета это первоклассная вещь. Мне очень хотелось бы сделать однажды одну-две гравюры с моих картин в этом же духе. Сейчас я работаю над картиной сборщицы оливок, которая, думаю, подойдет для этого. Вот цвета: земля – фиолетовая и дальше желто-охристая, у олив бронзовые стволы и серо-зеленая листва, небо целиком розовое, 3 фигурки также розовые. Все выполнено в очень сдержанной гамме. Над этой картиной я работаю по памяти, пользуясь этюдом того же размера, сделанным на месте, так как хочу получить нечто далекое, подобие смутного воспоминания, подслащенного временем. Есть только две нотки, розовая и зеленая, которые согласуются друг с другом, нейтрализуют друг друга, противостоят друг другу. Вероятно, я сделаю с нее 2 или три копии, так как она выросла из полудюжины этюдов олив.

Скорее всего, я почти перестану класть краски толстым слоем: вот результат спокойной жизни, которую я веду, чувствуя себе лучше. В сущности, я не так уж буен; чувствую, что спокойствие мне куда ближе.

Пожалуй, ты заметишь это и в картине для двадцатников, которую я отправил вчера, – «Пшеничное поле с восходящим солнцем». Одновременно ты получишь «Спальню». Я присовокупил к этому также два рисунка. Любопытно, что ты скажешь о «Пшеничном поле». Пожалуй, на него надо смотреть какое-то время. Все же я надеюсь, что ты вскорости напишешь мне, дошло ли оно в хорошем состоянии, если найдешь на следующей неделе полчаса свободного времени.

Я полностью смирюсь с тем, что проведу здесь и следующий год, поскольку считаю, что работа будет помаленьку двигаться. После долгого пребывания я ощущаю здешние края иначе, чем первое попавшееся на глаза место, – теперь во мне зреют хорошие идеи, нужно дать им развиться. Поэтому я не так далек от мысли поискать чего-нибудь в краях Тартарена. Очень хотелось бы написать и кипарисы, и Альпины; часто совершая долгие вылазки во всех направлениях, я отыскал для себя много мотивов и приметил славные места на то время, когда настанут хорошие дни. Думаю, с точки зрения расходов в переезде нет никакой выгоды, а успехи в работе еще более сомнительны. Я получил письмо от Гогена – очень хорошее, письмо, напитанное близостью моря; думаю, он должен писать прекрасные диковатые вещи.

Ты говоришь, что я не должен слишком беспокоиться, что для меня еще настанут лучшие дни. Я скажу, что эти лучшие дни для меня уже начались, когда увижу возможность хоть до некоторой степени завершить работу, чтобы у тебя была серия сколько-нибудь прочувствованных и уверенных провансальских этюдов; я надеюсь сделать это, призвав на помощь далекие юношеские воспоминания о Голландии, а пока балуюсь тем, что вновь пишу оливы для матери и сестры. Если бы я мог однажды доказать, что не разоряю семью, то испытал бы облегчение. Ибо сейчас я все время терзаюсь угрызениями совести, тратя деньги и не возвращая их. Но, как ты говоришь, терпение и работа – единственное средство выбраться из всего этого.

Однако я часто говорю себе, что, если бы я вел себя как ты, если бы остался у Гупиля, если бы занимался лишь продажей картин, было бы лучше. Ибо в коммерции, не производя ничего сам, ты побуждаешь производить других, ведь сегодня столько художников нуждаются в поддержке торговцев картинами – и редко ее находят.

Деньги, что были у г-на Пейрона, закончились, несколько дней назад он мне даже выдал 10 франков авансом. В ближайший месяц мне потребуется еще десять, а под Новый год, как мне кажется, было бы правильно дать что-нибудь здешним служителям и привратнику: это еще дюжина франков.

Что до зимней одежды, она у меня, как ты понимаешь, не бог весть какая, но довольно теплая, и, значит, с этим мы можем ждать до весны. Если я выхожу, то для работы и тогда надеваю самое поношенное – на этот случай у меня есть куртка и брюки. Весной, если я буду здесь, я рассчитываю отправиться в Арль и написать там несколько картин; если к тому времени я раздобуду что-нибудь новое, этого хватит.

Прилагаю заказ на холсты и краски, но они пока еще есть и могут подождать до следующего месяца, если это окажется для тебя слишком обременительно.

Я помню картину Мане, о которой ты говоришь. Идеалом фигуры для меня по-прежнему остаются мужской портрет Пюви де Шаванна – старик, читающий роман в желтой обложке, рядом с ним роза и кисть для акварели в стакане воды – и портрет дамы, который он показал на той же выставке: уже состарившаяся женщина, но в точности так, как это понимал Мишле, – старых женщин не бывает. Все это утешительно: видеть современную жизнь в ярких красках, несмотря на ее неизбежные печали.

В прошлом году в это время я, конечно, не думал, что настолько поправлюсь.