Читаем «Искусство и сама жизнь»: Избранные письма полностью

839. Br. 1990: 841, CL: 623. Тео Ван Гогу. Сен-Реми-де-Прованс, понедельник, 13 января 1890, или около этой даты

Дорогой Тео,

спасибо за твое последнее письмо. Надеюсь, Вил оправилась от болезни и та оказалась не серьезнее того, о чем ты говорил. Большое спасибо также за присылку холстов и красок, которые только что прибыли. У меня в голове достаточно мотивов для картин – до того времени, когда погода позволит работать снаружи.

Мне приятно слышать то, что ты говоришь о копии с Милле, – «Вечер» нравится мне. Чем больше я размышляю, тем больше нахожу в этом смысла – стремиться воспроизводить работы Милле, которые он не написал маслом из-за нехватки времени. Работать над его рисунками или же гравюрами по дереву означает не просто копировать их, а скорее переводить на другой язык – язык красок, впечатлений от светотени и черного и белого. Работая в этом духе, я только что закончил три остальных «Времени дня» по гравюрам на дереве Лавьея. Это отняло у меня много времени и сил. Ведь ты знаешь, что этим летом я уже написал «Полевые работы». Однако эти копии – когда-нибудь ты увидишь их – я не стал посылать, поскольку в сравнении с теми, другими, это скорее пробы, но они хорошо послужили мне для «Времен дня». Позже – кто знает? – я, может быть, сделаю с них литографии. Любопытно, что скажет г-н Лозе? Им придется сохнуть еще с месяц, трем последним, но когда ты получишь их, то увидишь, что они проникнуты глубоким и искренним восхищением Милле. Пусть их критикуют или презирают как копии, в этом все же есть смысл – стремиться к тому, чтобы сделать работы Милле более доступными широкой публике.

Сейчас я вновь поговорю о том, что, по моему мнению, мы могли бы сделать в будущем для уменьшения трат. В Монтверге есть клиника, где служил охранником один из здешних работников. Он рассказал мне, что там платят всего 22 су в день и заведение даже снабжает больных одеждой. Затем, их посылают работать на земли, принадлежащие заведению, там есть кузница, столярная мастерская и т. д. Как только меня узнают получше, думаю, мне разрешат писать картины, и затем, это дешевле, во-первых, и там можно работать над чем-нибудь, во-вторых. Итак, проявив добрую волю, там можно не быть несчастным и не вызывать к себе слишком уж много жалости. Но даже если оставить мысль о Монтверге и вернуться в Голландию – разве у нас нет заведений, где пациенты работают, недорогих, которыми мы имеем право воспользоваться? Что до Монтверга, я не знаю, нет ли там повышенной платы для иностранцев и особенно трудностей при приеме, которых лучше избегать. Должен сказать, я успокаиваюсь, говоря себе, что при необходимости мы можем все упростить. Ибо сейчас это обходится слишком дорого, а ехать в Париж и затем в деревню, не имея иного источника для покрытия расходов, кроме живописи, – значит производить картины, которые обходятся довольно дорого.

Надо бы тебе как-нибудь поговорить с К. М.[335], если ты увидишь его, и откровенно сказать ему, что я охотно постараюсь сделать как лучше, что у меня нет никаких предпочтений.

Этим утром я вновь видел г-на Пейрона, он говорит, что дает мне полную свободу развлекать себя, как я хочу, и что мне следует, сколько возможно, противодействовать меланхолии – чем я охотно и занимаюсь. Решительно поразмыслить – вот правильное противодействие, а также мой долг. Как ты понимаешь, в заведении, где больные работают в поле, я найду множество сюжетов для картин и рисунков и вовсе не буду несчастен. Над этим следует поразмыслить, пока у нас есть время, чтобы поразмыслить.

Думаю, если я отправлюсь в Париж, то в первое время буду лишь рисовать греческие гипсы, поскольку мне следует постоянно учиться.

Пока что я чувствую себя прекрасно, и надеюсь, так будет и впредь.

Я даже питаю надежду, что все это рассеется еще больше, если я вернусь на север. Надо лишь не забывать, что разбитый кувшин – это разбитый кувшин, и я ни в коем случае не могу иметь каких-либо претензий.

Я говорю себе, что у нас в Голландии более или менее уважают живопись, что в заведении мне без труда разрешат заниматься ею. Однако и помимо живописи будет много возможностей занять себя, и это обойдется дешевле. Разве деревня и работа там не были всегда нам по вкусу? И разве ты и я, в общем-то, не питаем равнодушия к жизни в большом городе?

Должен сказать, что порой я все же чувствую себя слишком хорошо, чтобы бездельничать, а в Париже, боюсь, не сделаю ничего путного.

А потому, когда ты увидишь К. М. – а мне кажется очень вероятным, что в феврале он заедет повидать малыша, которого вы ждете, – будем стараться действовать твердо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное