Искусство: язык Бога. От античности до авангарда

Эллинизм (с конца IV по I в. до н. э.) сделал громадный шаг вперед в науке, а в искусстве – нет, он не превратился в великий стиль, подобно классике. Но новое в эллинистическом искусстве очень заметно: появляется что-то официальное, придворное, а еще, интересная деталь, возникает интерес к жанровым сценам (на мой взгляд, это признак упадка, как у нас в поздних иконах – все дробится на отдельные истории). Яркий пример эллинистического искусства – Пергамский алтарь Зевса (II в. до н. э.). Он был поставлен в честь победы над галлами и украшен многофигурной композицией, изображающей битву богов и гигантов. Там уже нет ни гармонии, ни спокойствия, нет этого торжественного явления красоты человека. Фигуры Пергамского алтаря страстные, их терзают львы, собаки, все как будто дымится кровью. Стихийное начало взрывает гармоничный мир изнутри. Такой же пафос, эмоциональное напряжение, драматизм, динамика свойственны «Лаокоону» (50 г. до н. э.)[13]. Голова Лаокоона запрокинута, лицо искажено гримасой страдания. Гибель людей показана с натуралистической наглядностью. Скульптура свидетельствует о большом мастерстве художников, искусно владеющих пластикой. Но чрезмерность внешних эффектов уводит от глубины образов, превращая скульптуру в некий спектакль для зрителя. Тут вспоминается Еврипид: «Ничто так не радует богов, как вид человеческих страданий».

Глава 2 Средневековье: Бог отвечает человеку

Новый язык духа, или Почему икона невозможна без нас

Отец Александр Мень говорил, что все религии задавали Богу вопрос и только в христианстве был получен ответ. Поэтому христианство – это не религия, это просто ответ Бога людям: Он Сам спустился на землю и жил среди нас, и умер за нас. Этот факт невероятен, ни в одной религии не было ничего подобного. И люди Средневековья жили этим, ощущали Его присутствие. Христиане поняли, что Бог должен быть изображаем не так, как это делали античные греки. Потому что не тело главное для нас, христиан, а дух, а язык духа нужно было еще изобрести.

Художника Средневековья интересует не столько телесное совершенство, сколько внутренний нравственный мир героя. Это искусство заряжено великой энергией преображения человеческой плоти и всего космоса – и поэтому было возможно создавать гигантские художественные ансамбли, решать новые пластические задачи, находить оригинальные формы в живописи, архитектуре и скульптуре. Человек ощущал силу и величие Бога, красоту и грандиозность Вселенной, а себя видел песчинкой, подвластной различным силам – Божественным и дьявольским, и искал свой путь из мира дольнего в мир горний.

Это со всей очевидностью проявилось в иконописи. Язык иконы – это и есть уникальный язык духа, способный поведать о неизреченном, явить невидимое. Безусловно, этот язык создан с Божьей помощью и по Божьей воле.

* * *

Мне представляется, что есть несколько уровней постижения иконы. Первый – это знакомство с сюжетом: важно научиться узнавать Благовещение, Рождество, Преображение и т. д. Большинство, включая православных, этим ограничиваются. Второй уровень – это «как», то есть умение понимать язык иконы. Это уже требует некой подготовки, нужно знать многое, чтобы понять, как это написано. Третий уровень – что лично тебе говорит эта икона. И четвертый, самый высший уровень – это когда ты уже ни о чем не думаешь, ничего не видишь, даже эту икону, она исчезает перед тобой, а ты уже стоишь перед Богом. Это требует духовных усилий, навыка, и это не каждому дается.

Древнейшее из дошедших до нас иконописных изображений Христа – энкаустическая икона середины VI века из монастыря святой Екатерины на Синае. Синайского Пантократора (т. е. Вседержителя) иногда называют первым портретом Христа, потому что это, конечно, уже икона, но и портретные черты в ней очевидны.